Нельзя думать, что в катехизации следует предпочесть керигме более «солидную» формацию. Нет ничего более солидного, глубокого, надежного и мудрого, чем эта весть. Папа Франциск.

Апостольское обращение «Evangelii Gaudium» Папы Франциска (краткий обзор)

Предлагаемый ниже доклад был произнесен на пастырской конференции католиков византийского обряда в Новосибирске 3-5 декабря 2013 года с тем, чтобы ознакомить ее участников с новым папским документом, пока еще не переведенным на русский язык.

Прежде всего следует обратить внимание на контекст появления этого документа. Папское обращение (или увещание, в русских переводах папских документов такого рода мы встречаем оба эти варианта) закрывает Год Веры – оно увидело свет в последний его день, Торжество Господа Иисуса Христа Царя вселенной – и подводит итоги Синода по новой евангелизации, в свою очередь, открывшего Год Веры в октябре 2012 года. И, хотя средства массовой информации, как церковные, так и светские, подчеркивали новизну Evangelii gaudium, первый значительный документ, вышедший полностью из-под пера папы Франциска, несомненно, продолжает традиции его предщественников и развивает их наследие (тут можно было бы упомянуть как церковные документы последних 50 лет, посвященные проблематике передачи веры и пастырства, так и более чем столетнюю традицию католического социального учения, восходящую еще к энциклике папы Льва XIII Rerum Novarum).

Язык и подход к заявленной проблематике, с которыми мы встречаемся в тексте папы Франциска, указывают нам с самого начала на его духовную родословную, так сказать, - член Общества Иисуса и бывший архиепископ Буэнос-Айреса говорит с нами о проблематике новой евангелизации во вселенской Церкви именно как иезуит и латиноамериканский епископ. Так, одним из часто повторяющихся слов этого документа является слово discernment – распознавание, различение, и это сразу нас вводит в наследие св. Игнатия Лойолы и его правил принятия решений и различения духов.

Ссылки внутри документа вновь и вновь отсылают нас к работе национальных епископских конференций в различных странах – в первую очередь в обеих Америках и странах Карибского бассейна, к личному опыту епископа Хорхе Бергольо, пастыря Церкви бедных и простых людей, теряющей своих верных в пользу новых общин и религиозных групп, Церкви, не давшей миру такого множества видных богословов и святых, как в европейских странах, но тем не менее Церкви живой веры и благочестия.

Кроме «различения», другие характерные для этого текста слова – это «радость» (вынесенная в его первое предложение, а тем самым и в название), «бедные», «миссия».

Характерно, что обзоры папского Обращения или переводы на русский язык некоторых его фрагментов, которые мы встречаем уже в средствах массовой информации, вплоть до русской редакции Ватиканского радио, обращают внимание только на «бедных» и краткий анализ современной ситуации, которому папа уделяет сравнительно мало места, в то же время игнорируя такие темы, как безусловный приоритет личных отношений с Богом, молитвы и покаяния – без них просто немыслима никакая внешняя деятельность.

Папа достаточно много говорит о «реформе» Церкви. Но эта реформа понимается как средство, которое поможет главному – проповеди Евангелия «всей твари», а не повысит эффективность церковных структур или подобно хорошей рекламе привлечет в Церковь миллионы новых «пользователей» или «клиентов».

Документ состоит из 5 глав, предваряемых Введением, и завершается, как это обычно и для документов предыдущих понтификов, молитвой Богородице.

Названия глав задают очертания документа:

1. МИССИОНЕРСКОЕ ПРЕОБРАЗОВАНИЕ ЦЕРКВИ

2. КРИЗИС ОБЯЗАТЕЛЬСТВ ПЕРЕД ОБЩИНОЙ

3. ВОЗВЕЩЕНИЕ ЕВАНГЕЛИЯ

4. СОЦИАЛЬНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЕВАНГЕЛИЗАЦИИ

5. ЕВАНГЕЛИЗАТОРЫ, ИСПОЛНЕННЫЕ СВЯТОГО ДУХА

Далее я бы хотела предложить перевод некоторых фрагментов, которые, как мне кажется, отражают важные темы Папского Обращения.

1.ЕВАНГЕЛЬСКАЯ РАДОСТЬ наполняет сердце и всю жизнь тех, кто встретил Христа. Те, кто принял Его спасение, освобождены от греха, от печали, от внутренней пустоты, от изоляции. Во Христе наша радость постоянно обновляется. В этом апостольском увещевании я желаю обратиться к верным христианам, чтобы пригласить их на новый этап евангелизации, отмеченный этой радостью, и указать направление движения Церкви в ближайшие годы.

5. Евангелие, открывающее нам славу Христова Креста, настойчиво призывает нас радоваться. Достаточно привести несколько примеров: ангел приветствует Марию «Радуйся» (Лк 1:28). Когда Мария посетила Елизавету, Иоанн взыграл радостно во чреве матери своей (Лк 1:41). В своей Песни Мария возглашает «Возрадовался дух мой о Боге Спасителе моем» (Лк 1:47). Когда Иисус начинает свое общественное служение, Иоанн восклицает: «радость моя совершилась» (Ин 3:29). Сам Иисус «возрадовался в Духе» (Лк 10:31). Его весть – источник радости (см. Ин 15:11). Наша христианская радость проистекает из полноты Его сердца. Христос обещает ученикам: «вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет», Он настаивает: «Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас», далее ученики «возрадовались», увидев воскресшего Господа (Ин 20.20). Деяния апостолов повествуют, что в первой общине «принимали пищу в веселии» (Деян 2, 46). (…) Почему же мы не входим в эту реку радости?

6. Есть христиане, которые, кажется, всегда переживают Великий Пост без Пасхи.

13. Мы не должны воспринимать новизну этой миссии (евангелизации) как отрыв от корней, как забвение живой истории, окружающей нас и ведущей вперед. Память – это измерение нашей веры, которое мы могли бы назвать «девторономическим», по аналогии с памятью Израиля. Иисус оставил нам Евхаристию, как ежедневную память Церкви, которая все глубже вводит нас в Его Пасху (ср. Лк 22,19). Радость евангелизации всегда сияет в глубине благодарной памяти: это благодать, о которой мы постоянно должны просить. Апостолы не забывали никогда момент, когда Иисус прикоснулся к их сердцам: «Было около десятого часа» (Ин 1, 39). С Иисусом память показывает нам настоящее «облако свидетелей» (Евр 12, 1). Среди них мы выделяем несколько человек, которые особенным образом насадили в нас зерно радостной веры: «Поминайте наставников ваших, которые проповедывали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр 13, 7). Зачастую речь идет о простых людях, близких нам, которые ввели нас в жизнь по вере: «приводя на память нелицемерную веру твою, которая прежде обитала в бабке твоей Лоиде и матери твоей Евнике; уверен, что она и в тебе (2 Тим 1, 5). По сути своей верующий – это человек, «который помнит».

17. (…) следуя учению Догматической Конституции Lumen gentium, я решил, среди прочих, остановиться на следующих вопросах:

a) Реформа Церкви в миссионерском аспекте.

b) Искушения пастырей.

c) Церковь, понимаемая как совокупность всего евангелизирующего народа Божия.

d) Проповедь и подготовка к ней.

e) Включение бедных в общество.

f) Мир и диалог в обществе.

g) Духовные мотивации миссии.

ГЛАВА I МИССИОНЕРСКОЕ ПРЕОБРАЗОВАНИЕ ЦЕРКВИ

19. Евангелизация подчиняется миссионерскому поручению Христа: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века» (Мф 28, 19-20a). Этот отрывок представляет нам момент, когда Воскресший Христос отправляет своих учеников проповедовать Евангелие во все времена и повсюду, чтобы вера в Него распространилась до концов земли.

(…)

21. Евангельская радость, которая наполняет жизнь общины учеников, - это радость миссионерская. Ее пережили семьдесят два ученика, вернувшиеся с миссии исполненными радости (ср. Лк 10, 17). Иисус жил ею, когда возрадовался в Святом Духе и прославил Отца, открывшего Себя бедным и малым (ср. Лк 10, 21). (…) Эта радость – знак того, что Евангелие было возвещено и приносит плод.

(…)

28. Приход – это не отжившая структура, как раз потому, что он обладает большой пластичностью, он может принимать разные формы, требующие от пастыря и общины открытости и миссионерского творчества. Даже если, конечно же, приход не является единственной евангелизирующей структурой, если он способен к постоянному преобразованию и адаптации, он продолжает оставаться «самой Церковью, которая живет среди своих сынов и дочерей». Это предполагает, что приход на самом деле связан с домами и жизнями прихожан, а не превращается в бесполезную структуру, недоступную для людей, или в группу избранных, поглощенных самими собой. Приход осуществляет присутствие Церкви на конкретной территории, это место слушания Божьего Слова, возрастания в христианской жизни, диалога, возвещения, милосердной помощи, поклонения и празднования. Всей своей деятельностью приход поддерживает и формирует своих членов, чтобы они принимали участие в евангелизации. Приход – это община общин, святое место, куда приходят странники, чтобы утолить жажду и продолжать путь (…). Но мы должны признать, что призыв к пересмотру и обновлению приходской жизни еще не принес достаточных плодов, которые бы позволили приходам стать еще ближе к людям, стать местами живого общения (communio), сопричастности, полностью ориентироваться на миссию.

29. Другие церковные институты, базовые общины и малые общины, движения и другие формы объединений представляют собой богатство Церкви, дарованное Святым Духом для евангелизации различных сфер и секторов. Зачастую благодаря им в Церкви обновляется евангелизаторское усердие и способность к диалогу. Но для всех этих общин благотворны связи с изобильной жизнью местного прихода и участие в пастырской деятельности поместной церкви. Такая интеграция избавит их от концентрации только на каком-то аспекте Евангелия или Церкви, поможет не превратиться в кочевников, лишенных корней.

30. Любая отдельная (поместная) Церковь, часть вселенской Церкви, предводительствуемая своим епископом, также призвана к миссионерскому обновлению. Такая церковь становится первым субъектом евангелизации, поскольку в ней единая Церковь являет себя в конкретном месте и в ней «воистину пребывает и действует единая святая вселенская и апостольская Церковь Христова». Это Церковь, воплощенная в определенном месте, обладающая всей полнотой средств спасения, дарованных Христом, но с местным обликом.

33. Миссионерское пастырство требует отказа от удобного пастырского критерия «всегда делали так». Я приглашаю всех к дерзновенному творчеству в деле переосмысления целей, структур, стиля и методов евангелизации ваших собственных общин. Определение целей без адекватного общинного поиска средств их достижения обречено остаться на уровне чистого воображения. Я призываю вас всех отважно и великодушно, без страха и запретов применять ориентиры, данные этим документом. Воистину важно не идти в одиночку, но всегда рассчитывать на братьев и особенно на предводительство епископов, в мудром и реалистическом пастырском распознавании.

34. (…) В современном мире с его быстротой коммуникаций и определенным отбором информации, предлагаемой нам в СМИ, возвещаемой нами Благой Вести более чем когда-либо угрожает риск искажения и сведения к некоторым ее второстепенным аспектам. Следовательно, отдельные вопросы, входящие в нравственное учение Церкви, вырываются из контекста, придающего им смысл. Самая же большая проблема появляется, когда возвещаемую нами Весть идентифицируют с этими второстепенными вопросами, которые, несмотря порой на их важность, не несут в себе основного содержания Евангелия Иисуса Христа. (…)

35. Миссионерское пастырство не увлекается бессвязной передачей множества доктрин, которые оно пытается навязать. Когда мы ставим себе пастырские цели в миссионерском стиле, касающиеся всех без исключения и изъятия, благовествование сосредоточено на главном – на том, что прекрасно, величественно и привлекательно, а вместе с тем необходимо в первую очередь. Предложение упрощается, сохраняя глубину и истинность, становясь более убедительным и ярким.

36. Все богооткровенные истины происходят из одного и того же божественного источника и принимаются с той же самой верой, но некоторые из них более важны для прямого выражения сути Евангелия. Здесь, в его сердцевине сияет красота спасающей любви Бога, явленной в Иисусе Христе умершем и воскресшем. Поэтому Второй Ватиканский Собор утверждает, что «существует порядок, или иерархия, истин католического вероучения, поскольку их связь с первоосновой христианской веры неодинакова». Это относится как к догматам веры, так и ко всему корпусу церковного учения, включая учение нравственное.

38. Важно делать пастырские выводы из соборного учения, воспринявшего древнее убеждение Церкви. Прежде всего, следует сказать, что в возвещении Евангелия необходимо сохранять надлежащие пропорции. Это проявляется в частоте появления тех или иных тем и акцентов в проповеди. Например, когда приходской священник в течение литургического года десять раз говорить об умеренности и лишь два-три раза – о милосердии или справедливости, рождается диспропорция, затемняющая добродетели, о которых следовало бы больше говорить в проповеди и катехизации. То же самое происходит, когда больше говорят о законе, чем о благодати, больше о Церкви, чем об Иисусе Христе, больше о папе, чем о Слове Божьем.

(…)

43. В процессе различения (discernement) Церковь также может признать, что некоторые обычаи, пусть и прекрасные и укорененные в истории, не связаны напрямую с евангельской вестью и более не служат ее распространению. И мы не должны бояться их пересмотра. В то же самое время в Церкви существуют правила и предписания, которые в свое время были достаточно эффективны, но в настоящее время они потеряли свою воспитательную ценность и жизненность. Святой Фома Аквинский отметил, что Христос и апостолы оставили народу Божию «весьма немногочисленные» указания. (…) Его предостережение сохраняет свою актуальность и сегодня, по прошествии многих веков. Оно должно быть одним из критериев, применяемых нами при размышлении о реформе Церкви и ее проповеди, которая действительно должна быть доступна для всех.

44. С другой стороны, как пастыри, так и все верные христиане, сопровождающие своих братьев на пути веры, (…) не должны забывать о том, что с предельной ясностью говорится в Катехизисе Католической Церкви: «Вменение вины и ответственность за поступок могут быть смягчены или даже совсем сняты, если он совершен: по незнанию, по оплошности, под угрозой насилия, из страха, по привычке, от бесконтрольных чувств, или при возникновении других психических или социальных факторов» (п.1735). Следовательно, не преуменьшая ценности евангельского идеала, они должны милосердно и терпеливо сопровождать братьев на всех этапах их постепенного возрастания. Я хотел бы напомнить священникам, что конфессионал не должен превращаться в камеру пыток, но стать местом встречи с милосердием Господа, побуждающего нас всегда при возможности творить добро.

47. Церковь призвана всегда оставаться домом Отца, открытым для всех. Один из конкретных знаков этой открытости – открытые двери наших церквей. Когда человек, побуждаемый действием Духа Святого, ищет Бога, он не должен сталкиваться с холодом закрытых дверей. Но есть и другие двери, которые тоже не должны закрываться. Все люди могут так или иначе участвовать в жизни Церкви, входить в общину, и даже двери таинств не должны закрываться по какой бы то ни было причине. Это прежде всего касается таинства «вхождения», «двери» - Крещения. Евхаристия, пусть она и представляет собой полноту таинственной жизни, - это не награда для совершенных, но действенное лекарство и пища для слабых. Это убеждение влечет за собой также пастырские последствия, которые мы призваны рассмотреть благоразумно и отважно. Мы зачастую ведем себя как те, кто контролирует благодать, а не как те, кто ей способствует. Но Церковь – не таможня, это отцовский дом, где найдется место каждому и его трудной жизни.

49. (…) Если что-то и должно занимать нас и тревожить нашу совесть – это тот факт, что так много наших братьев и сестер лишены силы, света и утешения, которые дарует своим друзьям Иисус Христос, лишены общины веры, которая принимала бы их, лишены цели и смысла жизни. (…) у наших дверей стоят голодные люди, а Христос неустанно нам повторяет: «Вы дайте им есть» (Mк 6, 37).

ГЛАВА 2 КРИЗИС ОБЯЗАТЕЛЬСТВ ПЕРЕД ОБЩИНОЙ

В этой главе папа обращает внимание на проблемы современного общества, цель ее – чтобы мы, распознав волю Божью в наших конкретных условиях, могли бы принести больше плода в нашем евангелизаторском служении. Следует обратить внимание, что именно этот раздел привлек внимание светских СМИ по всему миру и цитировался, зачастую вырванным из контекста, в сопровождении комментария «Папа Франциск обличает современное общество». Тут папа на самом деле не отступает от традиций католического социального учения от Льва XIII до Бенедикта XVI.

(…)

63. Мы должны признать, что часть крещеных потеряла чувство принадлежности к Церкви, в том числе и из-за определенных структур и порой недружелюбной атмосферы в некоторых наших приходах и общинах, или же из-за бюрократического стиля решения проблем, простых или сложных, возникающих в жизни наших верных. Во многих местах административный подход берет верх над пастырским, скажем, при концентрации на совершении таинств, оторванном от иных форм евангелизации.

64. Процесс секуляризации стремится вытеснить веру и Церковь в сферу частной и интимной жизни. Более того, отрицая всякую трансцендентность, он вызывает растущую этическую деформацию, ослабление чувства личного и общественного греха, постепенное нарастание релятивизма и общую потерянность, особенно в подростковом и юношеском возрасте, когда человек беззащитен перед изменениями. (…) Мы живем в информационном обществе, которое беспорядочно снабжает нас данными, причем любая информация подается как важная, и это в конце концов, приводит к ужасающей поверхностности суждения в нравственных вопросах. Следовательно, становится необходимым образование, формирующее навыки критического мышления и способствующее дозреванию ценностей.

66. Семья, как и все сообщества и социальные связи, переживает глубокий культурный кризис. В случае семьи ослабление связей влечет за собой особенно тяжелые последствия, ведь речь идет об основной ячейке общества, о месте, где люди учатся жить сообща, несмотря на различия, принадлежать другим, где родители передают детям веру.

69. (…) Любая культура и социальная группа нуждается в очищении и созревании. В случае народной культуры католических стран мы должны признать ее слабости, нуждающиеся в евангельском исцелении: мачизм, алкоголизм, домашнее насилие, редкое участие в Евхаристии, фаталистические верования, могущие привести к магическим практикам. Но подлинное народное благочестие само по себе может стать отправной точкой их исцеления и освобождения.

70. Также верно, что зачастую большое внимание уделяется не возрастанию христианского благочестия, а внешним проявлениям традиций определенных групп или мнимым частным откровениям, принимаемым некритически. Существует некое христианство частной набожности, индивидуалистически и сентиментально переживающее веру, на самом деле не имеющее ничего общего с подлинным «народным благочестием». Кое-кто поощряет эти выражения веры, в то же время не беспокоясь об общественной проблематике и формации верных мирян, а порой это делается ради достижения экономических выгод или получения власти над людьми. Мы более не можем не замечать того факта, что в последние десятилетия произошел разрыв в передаче веры от поколения к поколению в католическом народе. Неоспоримо, что многие люди чувствуют себя обманутыми и перестают идентифицировать себя с католической традицией, что возрастает число родителей, которые не крестят своих детей и не учат их молиться, что происходит некий исход в другие религиозные общины.

71. Новый Иерусалим, Град святый (Ап 21, 2-4) – вот цель, к которой стремится все человечество. Интересно, что Откровение говорит нам о том, что полнота человечества и истории совершается в городе.

75. Мы не можем отрицать того, что в городах с легкостью ширится торговля наркотиками и людьми, эксплуатация несовершеннолетних, в том числе сексуальная, оставление без помощи пожилых и больных людей, различные формы преступности и коррупции. В то же время возможные места встреч и солидарности зачастую превращаются в места изоляции и взаимного недоверия. Дома и кварталы строятся в первую очередь чтобы изолировать и защищать, а не соединять и способствовать интеграции. (…)

76. Я испытываю глубокую благодарность ко всем тем людям, кто трудится в Церкви и на благо Церкви. (…)

77. Все мы, дети своего времени, в той или иной мере подвержены влиянию современной глобализированной культуры, она предлагает нам ценности и новые возможности, но она также может ограничивать нас, обусловливать и даже причинять нам вред.

78. Сегодня у многих людей, участвующих в пастырской деятельности, в том числе и у лиц посвященной жизни, мы можем встретить преувеличенную озабоченность сферами личной автономии, так что их пастырские задачи сводятся к простому «довеску» к их жизни, переставая быть частью их идентичности. В то же время духовную жизнь путают с моментами религиозного утешения, которые тем не менее не укрепляют общения с другими людьми, служения в миру, потребности евангелизировать. Также у многих евангелизаторов, пусть они и молятся, мы встречаем подчеркнутый индивидуализм, кризис идетичности и охлаждение рвения. Три этих зла подпитывают друг друга.

80. Люди, участвующие в пастырском служении, могут впасть в релятивизм, который находит свое выражение в особом стиле духовности или мышлении и порой еще более опасен, чем доктринальный релятивизм. Он проявляется в принятии самых важных и честных решений, определяющих их стиль жизни. Этот практический релятивизм проявляется, когда мы действуем так, словно Бога нет, принимаем решения, словно нет бедных, предаемся мечтам, забыв о ближних, трудимся так, будто не существуют все те люди, кто еще не услышал Благой Вести. Следует особо подчеркнуть факт, что даже люди, обладающие солидными доктринальными и духовными убеждениями, часто воспринимают стиль жизни, побуждающий их стремиться к финансовой обеспеченности, желать власти и земной славы любой ценой, вместо того, чтобы отдать жизнь за ближних в миссии. Давайте же не позволим отнять у нас миссионерский энтузиазм!

84. Евангельская радость такова, что никто и ничто не смогут ее отнять (ср. Ин 16, 22). Зло, присутствующее в мире – и в Церкви – не должно становиться оправданием, когда уменьшается наша вовлеченность и наше рвение. (…) Не забудем, что «там, где преумножился грех, преизобилует благодать» (Рим 5, 20). Наша вера призвана увидеть, что вода может стать вином, открыть, что пшеница растет среди плевелов.

86. Очевидно, что определенные регионы превратились в духовную пустыню, плод общества, которое пыталось строить без Бога или разрушить свои христианские корни. (…) В других странах насильственное противостояние христианству вынуждает христиан скрывать свою веру в своем же любимом отечестве. Это еще одна весьма болезненная форма пустыни. Даже семья или рабочее место могут быть этой иссохшей средой, где должно сохранять веру и стремиться к ее распространению. (…) В пустыне мы вновь открываем ценность того, что необходимо для жизни, так и в современном мире есть бесчисленные знаки жажды Бога, жажды смысла жизни, пусть зачастую они и выражаются неявно или негативно. В пустыне также нужны верующие люди, которые примером своей жизни указывают путь в Землю Обетованную и поддерживают живую надежду.

93. Дух мира сего, скрывающийся под масками религиозности и даже любви к Церкви, ищет вместо славы Божьей славы человеческой и личного благосостояния. Именно в этом Господь упрекал фарисеев: «Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете?» (Ин 5, 44).

94. Эта обмирщенность может подпитываться двумя взаимосвязанными способами. Один характеризуют гностические увлечения, вера, замкнутая в субъективизме, где важен лишь определенный опыт или набор рассуждений и знаний, который, казалось бы, может укрепить и просветить, но человек при этом остается в границах собственного разума или чувств. Второй же – это прометеевский неопелагианизм тех, кто рассчитывает лишь на собственные силы и ощущает себя выше других, потому что он соблюдает определенные нормы или потому что он непоколебимо верен определенному католическому стилю, по сути, свойственному прошлому. Эта предполагаемая доктринальная или дисциплинарная правильность порождает нарцисстическую и авторитарную избранность, которая вместо евангелизации анализирует и классифицирует других людей, не открывает дверей для благодати, а закрывает их, и тратит все силы на контроль. В двух этих случаях ни Иисус Христос, ни ближние не вызывают интереса. Так проявляет себя антропоцентрический имманентизм. Невозможно представить себе, что эти урезанные формы христианства способны питать подлинный порыв евангелизировать.

95. Эта мрачная обмирщенность проявляется по-разному, порой на первый взгляд противоположным образом, но все ее проявления характеризует то же самое притязание на «захват пространства в Церкви». Среди ее проявлений мы можем назвать подчеркнутую заботу о литургии, вероучении или престиже Церкви, при этом совершенно отсутствует забота о том, как Евангелие влияет на Народ Божий, как оно соотносится с конкретными запросами сегодняшнего дня. Таким образом, жизнь Церкви превращается в музейный экспонат или становится собственностью избранного меньшинства. Тот же самый дух мира сего побуждает других людей восхищаться социально-политическими завоеваниями, искать суетной славы, гордясь своим умением заниматься практическими вопросами, манит их, суля саморазвитие и самореализацию. Он также может принимать различные формы самопроявления в активной общественной жизни, наполненной путешествиями, совещаниями, обедами и приемами. Может и проявиться функциональность, озабоченность статистическими данными, планированием, анализом, призванными принести первоочередную пользу не Народу Божьему, но Церкви как организации. Во всех описанных случаях Церковь теряет печать Христа, воплотившегося, распятого и воскресшего, она преврашается в замкнутые группы избранных, она уже не ищет ни тех, кто далеко, ни множества людей, жаждущих Христа. Место евангельского рвения занимает ложная радость эгоистического самоудовлетворения.

96. Этот стиль мышления также питает пустую славу тех, кто рад обрести какую-либо власть и предпочитает быть генералами разбитых армий, а не рядовыми солдатами отряда, продолжающего борьбу. Как часто мы мечтаем об апостольских планах, хорошо и тщательно разработанных и подробных – типичных для разбитых генералов! Но тогда мы отрицаем нашу церковную историю – славную именно потому, что она полна жертв, надежд и повседневной борьбы, жизни, отданной служению и верному труду, пусть он и утомителен – но ведь всякий труд мы совершаем «в поте лица». Вместо этого мы тратим время на разговоры о том, «что должно было быть сделано» (по-испански мы называем это “habriaqueismo” – грех «должно было быть сделано») – как духовные наставники и эксперты в пастырской деятельности, свысока дающие свои указания. Мы погружаемся в бесконечные фантазии и теряем связь с реальной жизнью и трудностями наших верных.

102. Миряне составляют подавляющее большинство Народа Божьего. Им служит меньшинство – рукоположенные служители. Осознание своей идентичности и миссии мирян в Церкви возрастает. Мы можем рассчитывать на многих верных мирян (но их по-прежнему недостаточно), обладающих глубоко укорененным чувством принадлежности к общине и преданных делам милосердия, катехизации и священнопразднованию. Но осознание этой ответственности мирянина (лаика), рождающейся в таинствах крещения и миропомазания не у всех одинаково. Порой это происходит потому, что миряне не получили формации, необходимой для принятия ответственого служения, в других случаях в своей поместной церкви миряне не имеют возможности выражать свое мнение и действовать из-за преувеличенного клерикализма, не допускающего их к участию в принятии решений. Даже если сегодня много мирян и вовлечены в церковные служения, это не означает более глубокого проникновения христианских ценностей в общественную, политическую и экономическую сферы жизни общества. Их вовлеченность в служение часто ограничивается выполнением тех или иных задач внутри Церкви, без подлинного участия в евангельском преображении общества. Формация мирян и евангелизация профессиональной и интеллектуальной жизни представляет собой серьезный пастырский вызов.

107. В ряде регионов сокращаются призвания к священству и посвященной жизни. Зачастую это происходит потому, что в общинах затухает заразительное апостольское рвение, остывает энтузиазм, они больше не привлекают людей. Там, где есть жизнь, рвение, желание принести Христа другим людям возникнут подлинные призвания. Даже в приходах, где священники не отличаются преданностью служению и радостью, братская жизнь и рвение общины могут пробудить в молодых людях желание совершенно отдать себя Богу и проповеди Евангелия. Это особенно верно, если такая живая община настойчиво молится о призваниях и отважно предлагает своей молодежи путь особого посвящения. С другой стороны, несмотря на нехватку призваний, сегодня мы яснее осознаем необходимость отбора кандидатов в пресвитеры. Нельзя заполнить семинарии людьми с неизвестными мотивациями, особенно если эти мотивации связаны с эмоциональной незрелостью, стремлением к власти, мирской славе или экономическому благосостоянию.

ГЛАВА 3 ВОЗВЕЩЕНИЕ ЕВАНГЕЛИЯ

(…)

117. Правильно понятое культурное многообразие не угрожает единству Церкви. Дух Святой, посланный Отцом и Сыном, преображает наши сердца, делает нас способными войти в совершенное общение Святой Троицы, где все и вся обретают единство. (…) Евангелизируя новые культуры или культуры, не принявшие христианской проповеди, не обязательно нужно навязывать какие-то конкретные культурные формы, какими бы прекрасными и древними они бы ни были, вместе с евангельской вестью. Весть, которую мы несем, всегда преломлена в какой-то культуре, но в Церкви мы порой попадаем в ловушку бесплодной сакрализации собственной культуры, проявляя больше фанатизма, чем подлинного евангелизационного усердия.

(…)

Далее папа Франциск кратко характеризует те возможности евангелизации, которыми располагает каждый верный католик – личные отношения, семья и работа, евангелизация культуры, университетских и научных кругов. И, конечно же, на основании в том числе и личного пастырского опыта, он не может обойти своим вниманием проповедь как таковую – то, что священник произносит в определенном моменте Литургии.

138. Проповедь не может быть формой развлечения, подобной тем, что предлагают нам средства массовой информации, она должна оживлять и придавать смысл всему литургическому празднованию. Это особый жанр, ведь речь идет о проповеди в рамках литургии; следовательно, она должна быть краткой и избегать сходства с лекцией или публичной речью. Проповедник может быть способен привлечь внимание слушателей на целый час, но тогда его слова становятся важнее, чем священнопразднование веры. Если проповедь слишком затягивается, она влияет на два аспекта литургии – внутреннюю гармонию ее составных частей и ее ритм. Когда проповедь произносится в литургическом контексте, она становится частью приношения Отцу и средством передачи благодати, которую на нас во время литургии изливает Христос. Этот контекст попросту требует, чтобы проповедание направляло собравшуюся общину, и проповедника тоже, к преображающему жизнь общению со Христом в Евхаристии. Это означает, что в центре должен находиться Господь, а не проповедник и его слова, которые должны быть выверены в этом отношении.

142. Диалог – это нечто гораздо большее, чем сообщение истины. (…) Чисто морализаторская или индоктринирующая проповедь, как и проповедь, превратившася в лекцию по экзегетике, препятствует общению между сердцами, происходящему в проповеди и носящему почти сакраментальный характер: «вера от слышания, а слышание от слова Божия» (Рим 10, 17). В проповеди истина идет рука об руку с красотой и благом. (…) Память верных, как память Марии, должна изобиловать чудесами, которые даровал Бог.

145. Подготовка проповеди – это столь важная задача, что ей следует отвести продолжительное время, посвященное изучению текста, молитве, рефлексии и пастырскому творчеству. Далее я бы хотел подробнее остановиться на подготовке проповеди. (...) Священники порой говорят, что это невозможно, ведь на них возложено множество заданий, которые они должны выполнить, и все-таки я осмелюсь потребовать, чтобы еженедельно достаточное личное и общинное время было посвящено этой задаче, даже если для этого придется уделять меньше времени другим, столь же важным делам. Доверие Святому Духу, действующему в проповеди, - не чисто пассивное, но активное и творческое. Оно предполагает, что мы предаем самих себя и все наши способности Богу (ср. Рим 12,1), чтобы Он использовал нас, как Свое орудие. Проповедник, который не готовит проповедь, не «духовный человек», он нечестен и безответственен в отношении полученных им даров.

146. (…) Не нужно пытаться читать библейский текст, если мы стремимся получить простые, быстрые или незамедлительные результаты. Для подготовки проповеди нужна любовь.

147. Прежде всего нужно убедиться, что мы понимаем значение слов, которые мы читаем. Тут я хотел бы настоять на кое-чем, что кажется очевидным, но не всегда принимается во внимание: библейский текст, который мы изучаем, был написан две-три тысячи лет назад, его язык очень отличается от того, каким мы пользуемся сегодня. Хотя нам кажется, что мы понимаем слова, переведенные на наш язык, это еще не значит, что мы точно поняли то, что хотел выразить священнописатель. Как нам известно, существуют методы литературного анализа: обращать внимание на повторяющиеся слова, распознавать структуру и динамику, свойственные тексту, принимать во внимание место, отведенное персонажам и так далее. Но цель не состоит в том, чтобы понять все мелкие детали текста, важнее всего – открыть весть, которую он нам несет, весть, которая и созидает структуру и единство текста. Если проповедник не приложил такого усилия, то, возможно, в его проповеди нет ни единства, ни порядка, его выступление будет лишь нагромождением различных разрозненных идей, которые не смогут воодушевить его слушателей. (…) Если текст был написан, чтобы утешать, его не следует использовать, чтобы исправлять заблуждения…

148. Конечно же, чтобы правильно понять значение основного содержания текста, необходимо связать его с Библией в целом, переданной Церковью. (…) В этом пункте далее папа обращает внимание, что Библия в целом была вдохновлена Духом Святым.

154. Проповедник также должен прислушиваться к народу, чтобы открыть, в чем нуждаются верные, что им нужно услышать. Проповедник созерцает Слово, и он же созерцает народ. (…) Подготовка проповеди превращается в евангельское различение (…)

155. Прилагая это усилие различения, мы можем просто перейти к тому или иному человеческому опыту: радость новой встречи, разочарование, страх одиночества, сострадание ближним, неуверенность в завтрашнем дне, забота о дорогом человеке и так далее. Мы должны развивать нашу чувствительность, чтобы открыть, что на самом деле волнует других людей. Не будем также забывать, что мы никогда не должны отвечать на вопросы,которые никто не задал. Тем более не следует говорить о последних известиях, чтобы пробудить интерес людей, для этого существуют телевизионные программы. Можно начать с какого-то случая или истории, чтобы Сово Божье могло прозвучаь сильнее, призывая нас к обращению, поклонению Богу, конкретным проявлениям братства и служения…

158. (…) Зачастую проповедники используют слова, которые они усвоили во время учебы, в определенной среде, но эти слова не используют в своей посведневной речи люди, слушающие их. Эти слова подходят для богословия или катехизации, значение их не понимает большинство христиан. Больше всего проповедник рискует, привыкая к собственному языку и думая, что все остальные его используют и сразу понимают. Если мы хотим воспринять язык других людей, чтобы их могло достичь Божье Слово, их надо много слушать, нужно разделять жизнь людей и охотно обращать на них внимание. Простота и ясность – это две разных вещи. Язык может быть очень простым, но проповедь будет неясна. Она может оказаться непонятной из-за своей неупорядоченности, отсутствия в ней логики, попытки говорить одновременно на разные темы. (…)

159. Еще одна характеристика – позитивный язык. Мы говорим не столько о том, чего не стоит делать, сколько предлагаем, что можно бы было сделать лучше. В любом случае, если указываем на что-то негативное, мы всегда стремимся показать позитивные ценности, которые привлекают к себе, чтобы не останавливаться на жалобах, критике или угрызениях совести. Кроме того, позитивная проповедь всегда дает надежду, указывает будущее, не оставляя нас в плену негатива. Как это замечательно, когда священники, диаконы и миряне регулярно встречаются и ищут инструменты, которые помогут сделать проповедь более привлекательной!

Папа переходит от литургической проповеди к проповеданию вообще – передаче керигмы и введению в таинства (мистагогии).

165. Нельзя думать, что в катехизации следует предпочесть керигме более «солидную» формацию. Нет ничего более солидного, глубокого, надежного и мудрого, чем эта весть. Вся христианская формация – это в первую очередь углубление керигмы, которая воплощается все больше, все лучше, (…) керигма позволяет должным образом понять любую тему, развиваемую в катехизации.

Папа говорит о свидетелях, о священниках и мирянах, тех, кто сопровождает своих братьев и сестер в вере на пути их созревания, об умении слушать и слышать, о принятии креста в этом служении и о том, что жизнь другого человека – священная земля, вступая на которую, мы должны снять обувь свою. Как пример, Святейший Отец указывает нам апостола Павла и его отношения с Тимофеем и Титом.

174. Не только проповедь (гомилия) должна питаться Словом Божьим. На нем основана вся евангелизация – на слушании Слова, размышлении над ним, переживании его в своей жизни, праздновании и свидетельстве о нем. Священное Писание – вот источник евангелизации. (…) Мы долго находились под влиянием ложного противопоставления Слова и Таинства. Слово, возвещаемое, живое и действенное, готовит к принятию таинства, и в таинстве оно обретает полноту своей силы.

ГЛАВА 4 СОЦИАЛЬНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЕВАНГЕЛИЗАЦИИ

176. Евангелизировать – значит, являть присутствие в мире Божьего Царства. (…)

182. (…) Нельзя более утверждать, что религия долна ограничиваться сферой частной жизни и что ее цель – только и исключительно готовить души к жизни вечной.

184. Сейчас не время, чтобы заниматься всеми трудными социальными вопросами, возникающими в современном мире, некоторые из них я комментировал в главе 2. Настоящий текст – не социальный документ, и у нас для рефлексии есть такой инструмент, как Компендиум социального учения Церкви, который я всячески рекомендую применять и читать. Более того, ни у Папы, ни у Церкви нет монополии на интерпретацию реалий общественной жизни и предложение решения проблем современности. (…)

185. Далее я постараюсь остановиться на двух больших вопросах, которые кажутся мне основными в нынешний исторический момент. Речь идет об интеграции бедных и о мире и общественном диалоге.

Папа останавливается на вопосах солидарности и современных формах бедности (доступ к образованию, здравоохранению и так далее).

200. Принимая во внимание, что настоящее Апостольское Увещание адресовано членам католической Церкви, я с прискорбием хотел бы сказать, что худшая дискриминация, от которой страдают бедные люди, - это отсутствие духовной заботы о них.

В пункте 221 папа Франциск предлагает 4 принципа, которыми следовало бы руководствоваться в общественной жизни и деятельности. Эти принципы укоренены в социальном учении Церкви.

Это:

• примат времени над пространством

• примат реальности над идеями

• примат единства над конфликтом

• примат целого над частями

После изложения этих принципов Святейший Отец останавливается на необходимости диалога в современном мире – диалога в обществе, экуменического диалога, диалога с иудаизмом и исламом, диалога с неверующими. Важно обратить внимание на его замечание, что одна из целей любого диалога – дать свидетельство истине.

ГЛАВА 5. ЕВАНГЕЛИЗАТОРЫ, ИСПОЛНЕННЫЕ СВЯТОГО ДУХА

260. В этой последней главе я не буду предлагать синтеза христианской духовности или рассуждать на такие темы, как молитва, евхаристическое поклонение, празднование веры, которым уже посвящены ценные тексты Магистериума или творения известных духовных авторов. Я не претендую на то, чтобы заменить их или превзойти их богатство. Я только предложу несколько размышлений о духе новой евангелизации.

В этой главе папа подчеркивает неразрывную связь между молитвой и служением. Он говорит, что «Церковь нуждается в глубоком молитвенном вдохе», что мы рискуем утратить равновесие труда и молитвы, что «ложные формы духовности» станут отговоркой, извинением в том, что мы не отдаем своей жизни ради миссии.

271. Верно, что в наших отношениях с миром, мы должны дать отчет в нашем уповании, но не так, как это делают враги, указывая пальцем и осуждая. (…) Очевидно, что Христос не хочет, чтобы мы, словно принцы, взирали на людей сверху вниз, но чтобы мы были мужчинами и женщинами из народа. Это не мнение Папы, это не одна из возможностей пастырства; таковы ясные указания Божьего Слова, прямые и неоспоримые, они не нуждаются в толковании, которое лишило бы их силы воздействия. Будем же жить ими, sine glossa – без комментариев.

279. (…) Порой нам кажется, что наши усилия не приносят плода, но ведь миссия – не торговля, не предпринимательство и не гуманитарная организация, ни спектакль, чтобы мы подсчитывали, сколько людей нам удалось привлечь благодаря нашей пропаганде, миссия – это нечто более глубокое и не поддающееся измерению. Дух Святой действует, как Он хочет, когда хочет и где хочет, мы прилагаем усилия, и вместе с тем не претендуем на то, чтобы добиться видимых результатов. Мы знаем только, что наше самопожертвование необходимо.

Говоря о ходатайственной молитве, Папа переходит к святым и Богородице Марии, молитва к которой – Звезде новой евангелизации и Матери Живого Слова – завершает Апостольское обращение.

Ольга Тимофеева, Москва