Лучший способ изучения языка — так называемое погружение, когда никто вокруг тебя не говорит по-русски. Лучший способ изучения истории — ее проживание.
В России так хорошо знают историю потому, что она повторяется, и каждое поколение застает свой кусок учебника. Нам сегодня становится многое понятно про эпоху столыпинской реакции (с той разницей, что теперь нет и Столыпина), про канун революции и про то, почему эта революция, случившаяся без Ленина и при минимальном участии большевиков, в конце концов досталась именно Ленину и большевикам.
Само собой, реакция — плохое время, и гадость ее не в том, что попираются идеи прогресса (что такое прогресс — вопрос темный, особенно в циклических схемах вроде нашей), а в том, что плодятся дурные настроения и дурные люди; особенно востребованы становятся плохие душевные качества вроде способности брюзжать со своего уютного дивана на власть и оппозицию, которые хоть как-то шевелятся; торжествует пошлость во всех ее видах, но объявляют ее венцом творения, — а любые убеждения выглядят, напротив, пошлостью, и во всех искренних душевных движениях принято видеть прежде всего коммерческий интерес.
Совпадения дословные — разве что, как я уже замечал, вместо андреевского «Рассказа о семи повешенных» выходит фильм о семи помешанных, только американский. А узнав о резком росте самоубийств среди подростков и молодежи, я с ужасом вспомнил то, что многажды писал об этом Чуковский — и не он один: одна из первых работ Питирима Сорокина посвящена этой же проблеме. Самоубийства, впрочем, — лишь один симптом глубокой социальной болезни, порожденной отвращением общества к себе, к собственному прошлому и будущему. Не менее опасным следствием этой болезни становится недоверие к любому действию вообще, эскапизм во всех видах, ненависть всех ко всем.
Но у всех, кто живет сегодня, есть отличный шанс понять, почему русская революция закончилась октябрьским переворотом; и те, кто больше всех пугает нас этим переворотом, больше всего делают для того, чтобы он опять стал неизбежен. Леонид Радзиховский и многие его единомышленники утверждают, что власть в России всегда падала сама, без особенного участия низов, и это верно, поскольку в пирамидальных системах иначе не бывает — революционеры в лучшем случае умудряются воспользоваться этим кризисом, до которого начальство неуклонно и строго доводит себя само. Но это не повод ничего не делать — напротив! Когда власть падает, должны найтись те, кто готов ее подхватить. Если единственным ответом на вопрос о потенциальной правящей партии опять окажется только ленинское «Есть такая партия!» — винить в этом следует не Ленина.
Реакция — время полного забвения приличий. Когда оппозиционера — совершенно не важно, каких убеждений, — похищают, пытают и шантажируют судьбой близких, безнравственно повторять: «Вы же революционер, что ж вы не готовились к худшему, не спали на гвоздях?» Это политика, как говаривал один нынешний критик Кремля, а некогда пылкий лоялист; здесь и убить могут. Безнравственно предъявлять к оппозиции любые требования — от морального ригоризма до идейной бескомпромиссности, — а самим не шевелить и пальцем, приговаривая с дивана «не время» или «не поймут».
Никто не зовет вас в оппозиционные ряды, но имейте хоть каплю совести — не клевещите на тех, кто в этих рядах оказался по воле судьбы, темперамента или все той же совести: они могут быть сколь угодно бесполезны — и все-таки полезнее вас. Беда и вина русской интеллигенции в том, что от социального действия она перешла к веховству, то есть к конформизму, заботе о репутации, самовнушению «именно в этом и состоит сермяжная правда», т.е. русская матрица... В результате в семнадцатом, когда власть пала, ее подняли самые небрезгливые — в этом смысле у Ленина конкурентов не было. Даже эсеры не смогли стать альтернативой ему — что уж говорить о кадетах, монархистах и внепартийных мыслителях!
«Нового Ленина» приближают не Удальцов с Навальным, а те, кто сегодня хихикает над Координационным советом. «Не раскачивайте лодку — будет революция, и вам первым не поздоровится!» — этот лукавый, весьма угодный властям лозунг мы слышали не раз. Но революция при таких властях будет все равно — раскачивай или не раскачивай лодку; власти вступили на этот путь и сходить с него не собираются. Революция эта будет не восстанием масс, а кризисом и расколом элит, как и в семнадцатом. Масштаб ее будет не в пример меньше, но риск ее захвата небрезгливейшими по-прежнему велик. И небрезгливейшие обязательно победят, если те, кому положено думать и решать, так и не покинут дивана.
В этом случае им предстоит изучить историю русской разрухи и воздвигшейся из нее тирании с полным погружением. На этот раз, похоже, последним.
"У нас есть свобода, но не осталось времени" Dolores ORiordan 