Paradise Lost
BOOK 1
THE ARGUMENT
OF Mans First Disobedience, and the Fruit
Of that Forbidden Tree, whose mortal tast
Brought Death into the World, and all our woe,
With loss of Eden, till one greater Man
Restore us, and regain the blissful Seat, [ 5 ]
Sing Heav'nly Muse, that on the secret top
Of Oreb, or of Sinai, didst inspire
That Shepherd, who first taught the chosen Seed,
In the Beginning how the Heav'ns and Earth
Rose out of Chaos: Or if Sion Hill [ 10 ]
Delight thee more, and Siloa's Brook that flow'd
Fast by the Oracle of God; I thence
Invoke thy aid to my adventrous Song,
That with no middle flight intends to soar
Above th' Aonian Mount, while it pursues [ 15 ]
Things unattempted yet in Prose or Rhime.
And chiefly Thou O Spirit, that dost prefer
Before all Temples th' upright heart and pure,
Instruct me, for Thou know'st; Thou from the first
Wast present, and with mighty wings outspread [ 20 ]
Dove-like satst brooding on the vast Abyss
And mad'st it pregnant: What in me is dark
Illumin, what is low raise and support;
That to the highth of this great Argument
I may assert Eternal Providence, [ 25 ]
And justifie the wayes of God to men.
Say first, for Heav'n hides nothing from thy view
Nor the deep Tract of Hell, say first what cause
Mov'd our Grand Parents in that happy State,
Favour'd of Heav'n so highly, to fall off [ 30 ]
From thir Creator, and transgress his Will
For one restraint, Lords of the World besides?
Who first seduc'd them to that foul revolt?
Th' infernal Serpent; he it was, whose guile
Stird up with Envy and Revenge, deceiv'd [ 35 ]
The Mother of Mankind, what time his Pride
Had cast him out from Heav'n, with all his Host
Of Rebel Angels, by whose aid aspiring
To set himself in Glory above his Peers,
He trusted to have equal'd the most High, [ 40 ]
If he oppos'd; and with ambitious aim
Against the Throne and Monarchy of God
Rais'd impious War in Heav'n and Battel proud
With vain attempt. Him the Almighty Power
Hurld headlong flaming from th' Ethereal Skie [ 45 ]
With hideous ruine and combustion down
To bottomless perdition, there to dwell
In Adamantine Chains and penal Fire,
Who durst defie th' Omnipotent to Arms.
Nine times the Space that measures Day and Night [ 50 ]
To mortal men, he with his horrid crew
Lay vanquisht, rowling in the fiery Gulfe
Confounded though immortal: But his doom
Reserv'd him to more wrath; for now the thought
Both of lost happiness and lasting pain [ 55 ]
Torments him; round he throws his baleful eyes
That witness'd huge affliction and dismay
Mixt with obdurate pride and stedfast hate:
At once as far as Angels kenn he views
The dismal Situation waste and wilde, [ 60 ]
A Dungeon horrible, on all sides round
As one great Furnace flam'd, yet from those flames
No light, but rather darkness visible
Serv'd onely to discover sights of woe,
Regions of sorrow, doleful shades, where peace [ 65 ]
And rest can never dwell, hope never comes
That comes to all; but torture without end
Still urges, and a fiery Deluge, fed
With ever-burning Sulphur unconsum'd:
Such place Eternal Justice had prepar'd [ 70 ]
For those rebellious, here thir Prison ordain'd
In utter darkness, and thir portion set
As far remov'd from God and light of Heav'n
As from the Center thrice to th' utmost Pole.
O how unlike the place from whence they fell! [ 75 ]
There the companions of his fall, o'rewhelm'd
With Floods and Whirlwinds of tempestuous fire,
He soon discerns, and weltring by his side
One next himself in power, and next in crime,
Long after known in Palestine, and nam'd [ 80 ]
Beelzebub. To whom th' Arch-Enemy,
And thence in Heav'n call'd Satan, with bold words
Breaking the horrid silence thus began.
If thou beest he; But O how fall'n! how chang'd
From him, who in the happy Realms of Light [ 85 ]
Cloth'd with transcendent brightness didst out-shine
Myriads though bright: If he Whom mutual league,
United thoughts and counsels, equal hope
And hazard in the Glorious Enterprize,
Joynd with me once, now misery hath joynd [ 90 ]
In equal ruin: into what Pit thou seest
From what highth fall'n, so much the stronger prov'd
He with his Thunder: and till then who knew
The force of those dire Arms? yet not for those,
Nor what the Potent Victor in his rage [ 95 ]
Can else inflict, do I repent or change,
Though chang'd in outward lustre; that fixt mind
And high disdain, from sence of injur'd merit,
That with the mightiest rais'd me to contend,
And to the fierce contention brought along [ 100 ]
Innumerable force of Spirits arm'd
That durst dislike his reign, and me preferring,
His utmost power with adverse power oppos'd
In dubious Battel on the Plains of Heav'n,
And shook his throne. What though the field be lost? [ 105 ]
All is not lost; the unconquerable Will,
And study of revenge, immortal hate,
And courage never to submit or yield:
And what is else not to be overcome?
That Glory never shall his wrath or might [ 110 ]
Extort from me. To bow and sue for grace
With suppliant knee, and deifie his power,
Who from the terrour of this Arm so late
Doubted his Empire, that were low indeed,
That were an ignominy and shame beneath [ 115 ]
This downfall; since by Fate the strength of Gods
And this Empyreal substance cannot fail,
Since through experience of this great event
In Arms not worse, in foresight much advanc't,
We may with more successful hope resolve [ 120 ]
To wage by force or guile eternal Warr
Irreconcileable, to our grand Foe,
Who now triumphs, and in th' excess of joy
Sole reigning holds the Tyranny of Heav'n.
So spake th' Apostate Angel, though in pain, [ 125 ]
Vaunting aloud, but rackt with deep despare:
And him thus answer'd soon his bold Compeer.
O Prince, O Chief of many Throned Powers,
That led th' imbattelld Seraphim to Warr
Under thy conduct, and in dreadful deeds [ 130 ]
Fearless, endanger'd Heav'ns perpetual King;
And put to proof his high Supremacy,
Whether upheld by strength, or Chance, or Fate,
Too well I see and rue the dire event,
That with sad overthrow and foul defeat [ 135 ]
Hath lost us Heav'n, and all this mighty Host
In horrible destruction laid thus low,
As far as Gods and Heav'nly Essences
Can perish: for the mind and spirit remains
Invincible, and vigour soon returns, [ 140 ]
Though all our Glory extinct, and happy state
Here swallow'd up in endless misery.
But what if he our Conquerour, (whom I now
Of force believe Almighty, since no less
Then such could hav orepow'rd such force as ours) [ 145 ]
Have left us this our spirit and strength intire
Strongly to suffer and support our pains,
That we may so suffice his vengeful ire,
Or do him mightier service as his thralls
By right of Warr, what e're his business be [ 150 ]
Here in the heart of Hell to work in Fire,
Or do his Errands in the gloomy Deep;
What can it then avail though yet we feel
Strength undiminisht, or eternal being
To undergo eternal punishment? [ 155 ]
Whereto with speedy words th' Arch-fiend reply'd.
Fall'n Cherube, to be weak is miserable
Doing or Suffering: but of this be sure,
To do ought good never will be our task,
But ever to do ill our sole delight, [ 160 ]
As being the contrary to his high will
Whom we resist. If then his Providence
Out of our evil seek to bring forth good,
Our labour must be to pervert that end,
And out of good still to find means of evil; [ 165 ]
Which oft times may succeed, so as perhaps
Shall grieve him, if I fail not, and disturb
His inmost counsels from thir destind aim.
But see the angry Victor hath recall'd
His Ministers of vengeance and pursuit [ 170 ]
Back to the Gates of Heav'n: The Sulphurous Hail
Shot after us in storm, oreblown hath laid
The fiery Surge, that from the Precipice
Of Heav'n receiv'd us falling, and the Thunder,
Wing'd with red Lightning and impetuous rage, [ 175 ]
Perhaps hath spent his shafts, and ceases now
To bellow through the vast and boundless Deep.
Let us not slip th' occasion, whether scorn,
Or satiate fury yield it from our Foe.
Seest thou yon dreary Plain, forlorn and wilde, [ 180 ]
The seat of desolation, voyd of light,
Save what the glimmering of these livid flames
Casts pale and dreadful? Thither let us tend
From off the tossing of these fiery waves,
There rest, if any rest can harbour there, [ 185 ]
And reassembling our afflicted Powers,
Consult how we may henceforth most offend
Our Enemy, our own loss how repair,
How overcome this dire Calamity,
What reinforcement we may gain from Hope, [ 190 ]
If not what resolution from despare.
Thus Satan talking to his neerest Mate
With Head up-lift above the wave, and Eyes
That sparkling blaz'd, his other Parts besides
Prone on the Flood, extended long and large [ 195 ]
Lay floating many a rood, in bulk as huge
As whom the Fables name of monstrous size,
Titanian, or Earth-born, that warr'd on Jove,
Briareos or Typhon, whom the Den
By ancient Tarsus held, or that Sea-beast [ 200 ]
Leviathan, which God of all his works
Created hugest that swim th' Ocean stream:
Him haply slumbring on the Norway foam
The Pilot of some small night-founder'd Skiff,
Deeming some Island, oft, as Sea-men tell, [ 205 ]
With fixed Anchor in his skaly rind
Moors by his side under the Lee, while Night
Invests the Sea, and wished Morn delayes:
So stretcht out huge in length the Arch-fiend lay
Chain'd on the burning Lake, nor ever thence [ 210 ]
Had ris'n or heav'd his head, but that the will
And high permission of all-ruling Heaven
Left him at large to his own dark designs,
That with reiterated crimes he might
Heap on himself damnation, while he sought [ 215 ]
Evil to others, and enrag'd might see
How all his malice serv'd but to bring forth
Infinite goodness, grace and mercy shewn
On Man by him seduc't, but on himself
Treble confusion, wrath and vengeance pour'd. [ 220 ]
Forthwith upright he rears from off the Pool
His mighty Stature; on each hand the flames
Drivn backward slope thir pointing spires, and rowld
In billows, leave i'th' midst a horrid Vale.
Then with expanded wings he stears his flight [ 225 ]
Aloft, incumbent on the dusky Air
That felt unusual weight, till on dry Land
He lights, if it were Land that ever burn'd
With solid, as the Lake with liquid fire;
And such appear'd in hue, as when the force [ 230 ]
Of subterranean wind transports a Hill
Torn from Pelorus, or the shatter'd side
Of thundring Ætna, whose combustible
And fewel'd entrals thence conceiving Fire,
Sublim'd with Mineral fury, aid the Winds, [ 235 ]
And leave a singed bottom all involv'd
With stench and smoak: Such resting found the sole
Of unblest feet. Him followed his next Mate,
Both glorying to have scap't the Stygian flood
As Gods, and by thir own recover'd strength, [ 240 ]
Not by the sufferance of supernal Power.
Is this the Region, this the Soil, the Clime,
Said then the lost Arch-Angel, this the seat
That we must change for Heav'n, this mournful gloom
For that celestial light? Be it so, since he [ 245 ]
Who now is Sovran can dispose and bid
What shall be right: fardest from him is best
Whom reason hath equald, force hath made supream
Above his equals. Farewel happy Fields
Where Joy for ever dwells: Hail horrours, hail [ 250 ]
Infernal world, and thou profoundest Hell
Receive thy new Possessor: One who brings
A mind not to be chang'd by Place or Time.
The mind is its own place, and in it self
Can make a Heav'n of Hell, a Hell of Heav'n. [ 255 ]
What matter where, if I be still the same,
And what I should be, all but less then he
Whom Thunder hath made greater? Here at least
We shall be free; th' Almighty hath not built
Here for his envy, will not drive us hence: [ 260 ]
Here we may reign secure, and in my choyce
To reign is worth ambition though in Hell:
Better to reign in Hell, then serve in Heav'n.
But wherefore let we then our faithful friends,
Th' associates and copartners of our loss [ 265 ]
Lye thus astonisht on th' oblivious Pool,
And call them not to share with us their part
In this unhappy Mansion, or once more
With rallied Arms to try what may be yet
Regaind in Heav'n, or what more lost in Hell? [ 270 ]
So Satan spake, and him Beelzebub
Thus answer'd. Leader of those Armies bright,
Which but th' Onmipotent none could have foyld,
If once they hear that voyce, thir liveliest pledge
Of hope in fears and dangers, heard so oft [ 275 ]
In worst extreams, and on the perilous edge
Of battel when it rag'd, in all assaults
Thir surest signal, they will soon resume
New courage and revive, though now they lye
Groveling and prostrate on yon Lake of Fire, [ 280 ]
As we erewhile, astounded and amaz'd,
No wonder, fall'n such a pernicious highth.
He scarce had ceas't when the superiour Fiend
Was moving toward the shoar; his ponderous shield
Ethereal temper, massy, large and round, [ 285 ]
Behind him cast; the broad circumference
Hung on his shoulders like the Moon, whose Orb
Through Optic Glass the Tuscan Artist views
At Ev'ning from the top of Fesole,
Or in Valdarno, to descry new Lands, [ 290 ]
Rivers or Mountains in her spotty Globe.
His Spear, to equal which the tallest Pine
Hewn on Norwegian hills, to be the Mast
Of some great Ammiral, were but a wand,
He walkt with to support uneasie steps [ 295 ]
Over the burning Marle, not like those steps
On Heavens Azure, and the torrid Clime
Smote on him sore besides, vaulted with Fire;
Nathless he so endur'd, till on the Beach
Of that inflamed Sea, he stood and call'd [ 300 ]
His Legions, Angel Forms, who lay intrans't
Thick as Autumnal Leaves that strow the Brooks
In Vallombrosa, where th' Etrurian shades
High overarch't imbowr; or scatterd sedge
Afloat, when with fierce Winds Orion arm'd [ 305 ]
Hath vext the Red-Sea Coast, whose waves orethrew
Busiris and his Memphian Chivalry,
While with perfidious hatred they pursu'd
The Sojourners of Goshen, who beheld
From the safe shore thir floating Carkases [ 310 ]
And broken Chariot Wheels, so thick bestrown
Abject and lost lay these, covering the Flood,
Under amazement of thir hideous change.
He call'd so loud, that all the hollow Deep
Of Hell resounded. Princes, Potentates, [ 315 ]
Warriers, the Flowr of Heav'n, once yours, now lost,
If such astonishment as this can sieze
Eternal spirits; or have ye chos'n this place
After the toyl of Battel to repose
Your wearied vertue, for the ease you find [ 320 ]
To slumber here, as in the Vales of Heav'n?
Or in this abject posture have ye sworn
To adore the Conquerour? who now beholds
Cherube and Seraph rowling in the Flood
With scatter'd Arms and Ensigns, till anon [ 325 ]
His swift pursuers from Heav'n Gates discern
Th' advantage, and descending tread us down
Thus drooping, or with linked Thunderbolts
Transfix us to the bottom of this Gulfe.
Awake, arise, or be for ever fall'n. [ 330 ]
They heard, and were abasht, and up they sprung
Upon the wing, as when men wont to watch
On duty, sleeping found by whom they dread,
Rouse and bestir themselves ere well awake.
Nor did they not perceave the evil plight [ 335 ]
In which they were, or the fierce pains not feel;
Yet to thir Generals Voyce they soon obeyd
Innumerable. As when the potent Rod
Of Amrams Son in Egypts evill day
Wav'd round the Coast, up call'd a pitchy cloud [ 340 ]
Of Locusts, warping on the Eastern Wind,
That ore the Realm of impious Pharaoh hung
Like Night, and darken'd all the Land of Nile:
So numberless were those bad Angels seen
Hovering on wing under the Cope of Hell [ 345 ]
'Twixt upper, nether, and surrounding Fires;
Till, as a signal giv'n, th' uplifted Spear
Of thir great Sultan waving to direct
Thir course, in even ballance down they light
On the firm brimstone, and fill all the Plain; [ 350 ]
A multitude, like which the populous North
Pour'd never from her frozen loyns, to pass
Rhene or the Danaw, when her barbarous Sons
Came like a Deluge on the South, and spread
Beneath Gibralter to the Lybian sands. [ 355 ]
Forthwith from every Squadron and each Band
The Heads and Leaders thither hast where stood
Thir great Commander; Godlike shapes and forms
Excelling human, Princely Dignities,
And Powers that earst in Heaven sat on Thrones; [ 360 ]
Though of thir Names in heav'nly Records now
Be no memorial blotted out and ras'd
By thir Rebellion, from the Books of Life.
Nor had they yet among the Sons of Eve
Got them new Names, till wandring ore the Earth, [ 365 ]
Through Gods high sufferance for the tryal of man,
By falsities and lyes the greatest part
Of Mankind they corrupted to forsake
God thir Creator, and th' invisible
Glory of him that made them, to transform [ 370 ]
Oft to the Image of a Brute, adorn'd
With gay Religions full of Pomp and Gold,
And Devils to adore for Deities:
Then were they known to men by various Names,
And various Idols through the Heathen World. [ 375 ]
Say, Muse, thir Names then known, who first, who last,
Rous'd from the slumber, on that fiery Couch,
At thir great Emperors call, as next in worth
Came singly where he stood on the bare strand,
While the promiscuous croud stood yet aloof? [ 380 ]
The chief were those who from the Pit of Hell
Roaming to seek thir prey on earth, durst fix
Thir Seats long after next the Seat of God,
Thir Altars by his Altar, Gods ador'd
Among the Nations round, and durst abide [ 385 ]
Jehovah thundring out of Sion, thron'd
Between the Cherubim; yea, often plac'd
Within his Sanctuary it self thir Shrines,
Abominations; and with cursed things
His holy Rites, and solemn Feasts profan'd, [ 390 ]
And with thir darkness durst affront his light.
First Moloch, horrid King besmear'd with blood
Of human sacrifice, and parents tears,
Though for the noyse of Drums and Timbrels loud
Thir childrens cries unheard, that past through fire [ 395 ]
To his grim Idol. Him the Ammonite
Worshipt in Rabba and her watry Plain,
In Argob and in Basan, to the stream
Of utmost Arnon. Nor content with such
Audacious neighbourhood, the wisest heart [ 400 ]
Of Solomon he led by fraud to build
His Temple right against the Temple of God
On that opprobrious Hill, and made his Grove
The pleasant Vally of Hinnom, Tophet thence
And black Gehenna call'd, the Type of Hell. [ 405 ]
Next Chemos, th' obscene dread of Moabs Sons,
From Aroar to Nebo, and the wild
Of Southmost Abarim; in Hesebon
And Horonaim, Seons Realm, beyond
The flowry Dale of Sibma clad with Vines, [ 410 ]
And Eleale to th' Asphaltick Pool.
Peor his other Name, when he entic'd
Israel in Sittim on thir march from Nile
To do him wanton rites, which cost them woe.
Yet thence his lustful Orgies he enlarg'd [ 415 ]
Even to that Hill of scandal, by the Grove
Of Moloch homicide, lust hard by hate;
Till good Josiah drove them thence to Hell.
With these came they, who from the bordring flood
Of old Euphrates to the Brook that parts [ 420 ]
Egypt from Syrian ground, had general Names
Of Baalim and Ashtaroth, those male,
These Feminine. For Spirits when they please
Can either Sex assume, or both; so soft
And uncompounded is thir Essence pure, [ 425 ]
Not ti'd or manacl'd with joynt or limb,
Nor founded on the brittle strength of bones,
Like cumbrous flesh; but in what shape they choose
Dilated or condens't, bright or obscure,
Can execute thir aerie purposes, [ 430 ]
And works of love or enmity fulfill.
For those the Race of Israel oft forsook
Thir living strength, and unfrequented left
His righteous Altar, bowing lowly down
To bestial Gods; for which thir heads as low [ 435 ]
Bow'd down in Battel, sunk before the Spear
Of despicable foes. With these in troop
Came Astoreth, whom the Phoenicians call'd
Astarte, Queen of Heav'n, with crescent Horns;
To whose bright Image nightly by the Moon [ 440 ]
Sidonian Virgins paid thir Vows and Songs,
In Sion also not unsung, where stood
Her Temple on th' offensive Mountain, built
By that uxorious King, whose heart though large,
Beguil'd by fair Idolatresses, fell [ 445 ]
To Idols foul. Thammuz came next behind,
Whose annual wound in Lebanon allur'd
The Syrian Damsels to lament his fate
In amorous dittyes all a Summers day,
While smooth Adonis from his native Rock [ 450 ]
Ran purple to the Sea, suppos'd with blood
Of Thammuz yearly wounded: the Love-tale
Infected Sions daughters with like heat,
Whose wanton passions in the sacred Porch
Ezekiel saw, when by the Vision led [ 455 ]
His eye survay'd the dark Idolatries
Of alienated Judah. Next came one
Who mourn'd in earnest, when the Captive Ark
Maim'd his brute Image, head and hands lopt off
In his own Temple, on the grunsel edge, [ 460 ]
Where he fell flat, and sham'd his Worshipers:
Dagon his Name, Sea Monster, upward Man
And downward Fish: yet had his Temple high
Rear'd in Azotus, dreaded through the Coast
Of Palestine, in Gath and Ascalon [ 465 ]
And Accaron and Gaza's frontier bounds.
Him follow'd Rimmon, whose delightful Seat
Was fair Damascus, on the fertil Banks
Of Abbana and Pharphar, lucid streams.
He also against the house of God was bold: [ 470 ]
A Leper once he lost and gain'd a King,
Ahaz his sottish Conquerour, whom he drew
Gods Altar to disparage and displace
For one of Syrian mode, whereon to burn
His odious off'rings, and adore the Gods [ 475 ]
Whom he had vanquisht. After these appear'd
A crew who under Names of old Renown,
Osiris, Isis, Orus and their Train
With monstrous shapes and sorceries abus'd
Fanatic Egypt and her Priests, to seek [ 480 ]
Thir wandring Gods disguis'd in brutish forms
Rather then human. Nor did Israel scape
Th' infection when thir borrow'd Gold compos'd
The Calf in Oreb: and the Rebel King
Doubl'd that sin in Bethel and in Dan, [ 485 ]
Lik'ning his Maker to the Grazed Ox,
Jehovah, who in one Night when he pass'd
From Egypt marching, equal'd with one stroke
Both her first born and all her bleating Gods.
Belial came last, then whom a Spirit more lewd [ 490 ]
Fell not from Heaven, or more gross to love
Vice for it self: To him no Temple stood
Or Altar smoak'd; yet who more oft then hee
In Temples and at Altars, when the Priest
Turns Atheist, as did Ely's Sons, who fill'd [ 495 ]
With lust and violence the house of God.
In Courts and Palaces he also Reigns
And in luxurious Cities, where the noyse
Of riot ascends above thir loftiest Towrs,
And injury and outrage: And when Night [ 500 ]
Darkens the Streets, then wander forth the Sons
Of Belial, flown with insolence and wine.
Witness the Streets of Sodom, and that night
In Gibeah, when the hospitable door
Expos'd a Matron to avoid worse rape. [ 505 ]
These were the prime in order and in might;
The rest were long to tell, though far renown'd,
Th' Ionian Gods, of Javans Issue held
Gods, yet confest later then Heav'n and Earth
Thir boasted Parents; Titan Heav'ns first born [ 510 ]
With his enormous brood, and birthright seis'd
By younger Saturn, he from mightier Jove
His own and Rhea's Son like measure found;
So Jove usurping reign'd: these first in Creet
And Ida known, thence on the Snowy top [ 515 ]
Of cold Olympus rul'd the middle Air
Thir highest Heav'n; or on the Delphian Cliff,
Or in Dodona, and through all the bounds
Of Doric Land; or who with Saturn old
Fled over Adria to th' Hesperian Fields, [ 520 ]
And ore the Celtic roam'd the utmost Isles.
All these and more came flocking; but with looks
Down cast and damp, yet such wherein appear'd
Obscure some glimps of joy, to have found thir chief
Not in despair, to have found themselves not lost [ 525 ]
In loss it self; which on his count'nance cast
Like doubtful hue: but he his wonted pride
Soon recollecting, with high words, that bore
Semblance of worth, not substance, gently rais'd
Thir fainting courage, and dispel'd thir fears. [ 530 ]
Then strait commands that at the warlike sound
Of Trumpets loud and Clarions be upreard
His mighty Standard; that proud honour claim'd
Azazel as his right, a Cherube tall:
Who forthwith from the glittering Staff unfurld [ 535 ]
Th' Imperial Ensign, which full high advanc't
Shon like a Meteor streaming to the Wind
With Gemms and Golden lustre rich imblaz'd,
Seraphic arms and Trophies: all the while
Sonorous mettal blowing Martial sounds: [ 540 ]
At which the universal Host upsent
A shout that tore Hells Concave, and beyond
Frighted the Reign of Chaos and old Night.
All in a moment through the gloom were seen
Ten thousand Banners rise into the Air [ 545 ]
With Orient Colours waving: with them rose
A Forest huge of Spears: and thronging Helms
Appear'd, and serried shields in thick array
Of depth immeasurable: Anon they move
In perfect Phalanx to the Dorian mood [ 550 ]
Of Flutes and soft Recorders; such as rais'd
To hight of noblest temper Hero's old
Arming to Battel, and in stead of rage
Deliberate valour breath'd, firm and unmov'd
With dread of death to flight or foul retreat, [ 555 ]
Nor wanting power to mitigate and swage
With solemn touches, troubl'd thoughts, and chase
Anguish and doubt and fear and sorrow and pain
From mortal or immortal minds. Thus they
Breathing united force with fixed thought [ 560 ]
Mov'd on in silence to soft Pipes that charm'd
Thir painful steps o're the burnt soyle; and now
Advanc't in view, they stand, a horrid Front
Of dreadful length and dazling Arms, in guise
Of Warriers old with order'd Spear and Shield, [ 565 ]
Awaiting what command thir mighty Chief
Had to impose: He through the armed Files
Darts his experienc't eye, and soon traverse
The whole Battalion views, thir order due,
Thir visages and stature as of Gods, [ 570 ]
Thir number last he summs. And now his heart
Distends with pride, and hardning in his strength
Glories: For never since created man,
Met such imbodied force, as nam'd with these
Could merit more then that small infantry [ 575 ]
Warr'd on by Cranes: though all the Giant brood
Of Phlegra with th' Heroic Race were joyn'd
That fought at Theb's and Ilium, on each side
Mixt with auxiliar Gods; and what resounds
In Fable or Romance of Uthers Son [ 580 ]
Begirt with British and Armoric Knights;
And all who since, Baptiz'd or Infidel
Jousted in Aspramont or Montalban,
Damasco, or Marocco, or Trebisond,
Or whom Biserta sent from Afric shore [ 585 ]
When Charlemain with all his Peerage fell
By Fontarabbia. Thus far these beyond
Compare of mortal prowess, yet observ'd
Thir dread commander: he above the rest
In shape and gesture proudly eminent [ 590 ]
Stood like a Towr; his form had yet not lost
All her Original brightness, nor appear'd
Less then Arch Angel ruind, and th' excess
Of Glory obscur'd: As when the Sun new ris'n
Looks through the Horizontal misty Air [ 595 ]
Shorn of his Beams, or from behind the Moon
In dim Eclips disastrous twilight sheds
On half the Nations, and with fear of change
Perplexes Monarchs. Dark'n'd so, yet shon
Above them all th' Arch Angel: but his face [ 600 ]
Deep scars of Thunder had intrencht, and care
Sat on his faded cheek, but under Browes
Of dauntless courage, and considerate Pride
Waiting revenge: cruel his eye, but cast
Signs of remorse and passion to behold [ 605 ]
The fellows of his crime, the followers rather
(Far other once beheld in bliss) condemn'd
For ever now to have thir lot in pain,
Millions of Spirits for his fault amerc't
Of Heav'n, and from Eternal Splendors flung [ 610 ]
For his revolt, yet faithfull how they stood,
Thir Glory witherd. As when Heavens Fire
Hath scath'd the Forrest Oaks, or Mountain Pines,
With singed top thir stately growth though bare
Stands on the blasted Heath. He now prepar'd [ 615 ]
To speak; whereat thir doubl'd Ranks they bend
From wing to wing, and half enclose him round
With all his Peers: attention held them mute.
Thrice he assayd, and thrice in spight of scorn,
Tears such as Angels weep, burst forth: at last [ 620 ]
Words interwove with sighs found out thir way.
O Myriads of immortal Spirits, O Powers
Matchless, but with th' Almighty, and that strife
Was not inglorious, though th' event was dire,
As this place testifies, and this dire change [ 625 ]
Hateful to utter: but what power of mind
Foreseeing or presaging, from the Depth
Of knowledge past or present, could have fear'd,
How such united force of Gods, how such
As stood like these, could ever know repulse? [ 630 ]
For who can yet beleeve, though after loss,
That all these puissant Legions, whose exile
Hath emptied Heav'n, shall fail to re-ascend
Self-rais'd, and repossess thir native seat?
For mee be witness all the Host of Heav'n, [ 635 ]
If counsels different, or danger shun'd
By me, have lost our hopes. But he who reigns
Monarch in Heav'n, till then as one secure
Sat on his Throne, upheld by old repute,
Consent or custome, and his Regal State [ 640 ]
Put forth at full, but still his strength conceal'd,
Which tempted our attempt, and wrought our fall.
Henceforth his might we know, and know our own
So as not either to provoke, or dread
New warr, provok't; our better part remains [ 645 ]
To work in close design, by fraud or guile
What force effected not: that he no less
At length from us may find, who overcomes
By force, hath overcome but half his foe.
Space may produce new Worlds; whereof so rife [ 650 ]
There went a fame in Heav'n that he ere long
Intended to create, and therein plant
A generation, whom his choice regard
Should favour equal to the Sons of Heaven:
Thither, if but to pry, shall be perhaps
Our first eruption, thither or elsewhere: [ 655 ]
For this Infernal Pit shall never hold
Cælestial Spirits in Bondage, nor th' Abyss
Long under darkness cover. But these thoughts
Full Counsel must mature: Peace is despaird, [ 660 ]
For who can think Submission? Warr then, Warr
Open or understood must be resolv'd.
He spake: and to confirm his words, out-flew
Millions of flaming swords, drawn from the thighs
Of mighty Cherubim; the sudden blaze [ 665 ]
Far round illumin'd hell: highly they rag'd
Against the Highest, and fierce with grasped arms
Clash'd on thir sounding Shields the din of war,
Hurling defiance toward the vault of Heav'n.
There stood a Hill not far whose griesly top [ 670 ]
Belch'd fire and rowling smoak; the rest entire
Shon with a glossie scurff, undoubted sign
That in his womb was hid metallic Ore,
The work of Sulphur. Thither wing'd with speed
A numerous Brigad hasten'd. As when Bands [ 675 ]
Of Pioners with Spade and Pickax arm'd
Forerun the Royal Camp, to trench a Field,
Or cast a Rampart. Mammon led them on,
Mammon, the least erected Spirit that fell
From heav'n, for ev'n in heav'n his looks and thoughts [ 680 ]
Were always downward bent, admiring more
The riches of Heav'ns pavement, trod'n Gold,
Then aught divine or holy else enjoy'd
In vision beatific: by him first
Men also, and by his suggestion taught, [ 685 ]
Ransack'd the Center, and with impious hands
Rifl'd the bowels of thir mother Earth
For Treasures better hid. Soon had his crew
Op'nd into the Hill a spacious wound
And dig'd out ribs of Gold. Let none admire [ 690 ]
That riches grow in Hell; that soyle may best
Deserve the precious bane. And here let those
Who boast in mortal things, and wond'ring tell
Of Babel, and the works of Memphian Kings
Learn how thir greatest Monuments of Fame, [ 695 ]
And Strength and Art are easily out-done
By Spirits reprobate, and in an hour
What in an age they with incessant toyle
And hands innumerable scarce perform.
Nigh on the Plain in many cells prepar'd, [ 700 ]
That underneath had veins of liquid fire
Sluc'd from the Lake, a second multitude
With wondrous Art found out the massie Ore,
Severing each kind, and scum'd the Bullion dross:
A third as soon had form'd within the ground [ 705 ]
A various mould, and from the boyling cells
By strange conveyance fill'd each hollow nook,
As in an Organ from one blast of wind
To many a row of Pipes the sound-board breaths.
Anon out of the earth a Fabrick huge [ 710 ]
Rose like an Exhalation, with the sound
Of Dulcet Symphonies and voices sweet,
Built like a Temple, where Pilasters round
Were set, and Doric pillars overlaid
With Golden Architrave; nor did there want [ 715 ]
Cornice or Freeze, with bossy Sculptures grav'n,
The Roof was fretted Gold. Not Babilon,
Nor great Alcairo such magnificence
Equal'd in all thir glories, to inshrine
Belus or Serapis thir Gods, or seat [ 720 ]
Thir Kings, when Ægypt with Assyria strove
In wealth and luxurie. Th' ascending pile
Stood fixt her stately highth, and strait the dores
Op'ning thir brazen foulds discover wide
Within, her ample spaces, o're the smooth [ 725 ]
And level pavement: from the arched roof
Pendant by suttle Magic many a row
Of Starry Lamps and blazing Cressets fed
With Naphtha and Asphaltus yeilded light
As from a sky. The hasty multitude [ 730 ]
Admiring enter'd, and the work some praise
And some the Architect: his hand was known
In Heav'n by many a Towred structure high,
Where Scepter'd Angels held thir residence,
And sat as Princes, whom the supreme King [ 735 ]
Exalted to such power, and gave to rule,
Each in his Hierarchie, the Orders bright.
Nor was his name unheard or unador'd
In ancient Greece; and in Ausonian land
Men call'd him Mulciber; and how he fell [ 740 ]
From Heav'n, they fabl'd, thrown by angry Jove
Sheer o're the Chrystal Battlements: from Morn
To Noon he fell, from Noon to dewy Eve,
A Summers day; and with the setting Sun
Dropt from the Zenith like a falling Star, [ 745 ]
On Lemnos th' Ægean Ile: thus they relate,
Erring; for he with this rebellious rout
Fell long before; nor aught avail'd him now
To have built in Heav'n high Towrs; nor did he scape
By all his Engins, but was headlong sent [ 750 ]
With his industrious crew to build in hell.
Mean while the winged Haralds by command
Of Sovran power, with awful Ceremony
And Trumpets sound throughout the Host proclaim
A solemn Councel forthwith to be held [ 755 ]
At Pandæmonium, the high Capital
Of Satan and his Peers: thir summons call'd
From every Band and squared Regiment
By place or choice the worthiest; they anon
With hunderds and with thousands trooping came [ 760 ]
Attended: all access was throng'd, the Gates
And Porches wide, but chief the spacious Hall
(Though like a cover'd field, where Champions bold
Wont ride in arm'd, and at the Soldans chair
Defi'd the best of Paynim chivalry [ 765 ]
To mortal combat or carreer with Lance)
Thick swarm'd, both on the ground and in the air,
Brusht with the hiss of russling wings. As Bees
In spring time, when the Sun with Taurus rides,
Pour forth thir populous youth about the Hive [ 770 ]
In clusters; they among fresh dews and flowers
Flie to and fro, or on the smoothed Plank,
The suburb of thir Straw-built Cittadel,
New rub'd with Baum, expatiate and confer
Thir State affairs. So thick the aerie crowd [ 775 ]
Swarm'd and were straitn'd; till the Signal giv'n.
Behold a wonder! they but now who seemd
In bigness to surpass Earths Giant Sons
Now less then smallest Dwarfs, in narrow room
Throng numberless, like that Pigmean Race [ 780 ]
Beyond the Indian Mount, or Faerie Elves,
Whose midnight Revels, by a Forrest side
Or Fountain some belated Peasant sees,
Or dreams he sees, while over-head the Moon
Sits Arbitress, and neerer to the Earth [ 785 ]
Wheels her pale course, they on thir mirth and dance
Intent, with jocond Music charm his ear;
At once with joy and fear his heart rebounds.
Thus incorporeal Spirits to smallest forms
Reduc'd thir shapes immense, and were at large, [ 790 ]
Though without number still amidst the Hall
Of that infernal Court. But far within
And in thir own dimensions like themselves
The great Seraphic Lords and Cherubim
In close recess and secret conclave sat [ 795 ]
A thousand Demy-Gods on golden seats,
Frequent and full. After short silence then
And summons read, the great consult began.
Джон Мильтон. Потерянный рай
---------------------------------------------------------------------------
Перевод: Аркадий Штейнберг
© Copyright Егорова Наталия Ивановна (egornataliya@yandex.ru)
OCR: Максим Бычков
По всем вопросам использования произведений (в т.ч. переводов)
Аркадия Штейнберга просьба обращаться к ПРАВООБЛАДАТЕЛЮ:
Егоровой Наталии Ивановне egornataliya@yandex.ru
---------------------------------------------------------------------------
КНИГА ПЕРВАЯ
О первом преслушанье, о плоде
Запретном, пагубном, что смерть принес
И все невзгоды наши в этот мир,
Людей лишил Эдема, до поры,
Когда нас Величайший Человек
Восставил, Рай блаженный нам вернул,-
Пой, Муза горняя! Сойди с вершин
Таинственных Синая иль Хорива,
Где был тобою пастырь вдохновлен,
Начально поучавший свой народ
Возникновенью Неба и Земли
Из Хаоса; когда тебе милей
Сионский холм и Силоамский Ключ,
Глаголов Божьих область,- я зову
Тебя оттуда в помощь; песнь моя
Отважилась взлететь над Геликоном,
К возвышенным предметам устремясь,
Нетронутым ни в прозе, ни в стихах.
Но прежде ты, о Дух Святой! - ты храмам
Предпочитаешь чистые сердца,-
Наставь меня всеведеньем твоим!
Ты, словно голубь, искони парил
Над бездною, плодотворя ее;
Исполни светом тьму мою, возвысь
Все бренное во мне, дабы я смог
Решающие доводы найти
И благость Провиденья доказать,
Пути Творца пред тварью оправдав.
Открой сначала,- ибо Ад и Рай
Равно доступны взору Твоему,-
Что побудило первую чету,
В счастливой сени, средь блаженных кущ,
Столь взысканную милостью Небес,
Предавших Мирозданье ей во власть,
Отречься от Творца, Его запрет
Единственный нарушить? - Адский Змий!
Да, это он, завидуя и мстя,
Праматерь нашу лестью соблазнил;
Коварный Враг, низринутый с высот
Гордыней собственною, вместе с войском
Восставших Ангелов, которых он
Возглавил, с чьею помощью Престол
Всевышнего хотел поколебать
И с Господом сравняться, возмутив
Небесные дружины; но борьба
Была напрасной. Всемогущий Бог
Разгневанный стремглав низверг строптивцев,
Объятых пламенем, в бездонный мрак,
На муки в адамантовых цепях
И вечном, наказующем огне,
За их вооруженный, дерзкий бунт.
Девятикратно время истекло,
Что мерой дня и ночи служит смертным,
Покуда в корчах, со своей ордой,
Метался Враг на огненных волнах,
Разбитый, хоть бессмертный. Рок обрек
Его на казнь горчайшую: на скорбь
О невозвратном счастье и на мысль
О вечных муках. Он теперь обвел
Угрюмыми зеницами вокруг;
Таились в них и ненависть, и страх,
И гордость, и безмерная тоска...
Мгновенно, что лишь Ангелам дано,
Он оглядел пустынную страну,
Тюрьму, где, как в печи, пылал огонь,
Но не светил и видимою тьмой
Вернее был, мерцавший лишь затем,
Дабы явить глазам кромешный мрак,
Юдоль печали, царство горя, край,
Где мира и покоя нет, куда
Надежде, близкой всем, заказан путь,
Где муки без конца и лютый жар
Клокочущих, неистощимых струй
Текучей серы. Вот какой затвор
Здесь уготовал Вечный Судия
Мятежникам, средь совершенной тьмы
И втрое дальше от лучей Небес
И Господа, чем самый дальний полюс
От центра Мирозданья отстоит.
Как несравнимо с прежней высотой,
Откуда их паденье увлекло!
Он видит соучастников своих
В прибое знойном, в жгучем вихре искр,
А рядом сверстника, что был вторым
По рангу и злодейству, а поздней
Был в Палестине чтим как Вельзевул.
К нему воззвал надменный Архивраг,
Отныне нареченный Сатаной,
И страшное беззвучие расторг
Такими дерзновенными словами:
"- Ты ль предо мною? О, как низко пал
Тот, кто сияньем затмевал своим
Сиянье лучезарных мириад
В небесных сферах! Если это ты,
Союзом общим, замыслом одним,
Надеждой, испытаньями в боях
И пораженьем связанный со мной,-
Взгляни, в какую бездну с вышины
Мы рухнули! Его могучий гром
Доселе был неведом никому.
Жестокое оружие! Но пусть
Всесильный Победитель на меня
Любое подымает! - не согнусь
И не раскаюсь, пусть мой блеск померк...
Еще во мне решимость не иссякла
В сознанье попранного моего
Достоинства, и гордый гнев кипит,
Велевший мне поднять на битву с Ним
Мятежных Духов буйные полки,
Тех, что Его презрели произвол,
Вождем избрав меня. Мы безуспешно
Его Престол пытались пошатнуть
И проиграли бой. Что из того?
Не все погибло: сохранен запал
Неукротимой воли, наряду
С безмерной ненавистью, жаждой мстить
И мужеством - не уступать вовек.
А это ль не победа? Ведь у нас
Осталось то, чего не может Он
Ни яростью, ни силой отобрать -
Немеркнущая слава! Если б я
Противника, чье царство сотряслось
От страха перед этою рукой,
Молил бы на коленах о пощаде,-
Я опозорился бы, я стыдом
Покрылся бы и горше был бы срам,
Чем низверженье. Волею судеб
Нетленны эмпирейский наш состав
И сила богоравная; пройдя
Горнило битв, не ослабели мы,
Но закалились и теперь верней
Мы вправе на победу уповать:
В грядущей схватке, хитрость применив,
Напружив силы, низложить Тирана,
Который нынче, празднуя триумф,
Ликует в Небесах самодержавно!"
Так падший Ангел, поборая скорбь,
Кичился вслух, отчаянье тая.
Собрат ему отважно отвечал:
"- О Князь! Глава порфироносных сил,
Вождь Серафимских ратей боевых,
Грозивших трону Вечного Царя
Деяньями, внушающими страх,
Дабы Его величье испытать
Верховное: хранимо ли оно
Случайностью ли, силой или Роком.
Я вижу все и горько сокрушен
Ужасным пораженьем наших войск.
Мы изгнаны с высот, побеждены,
Низвергнуты, насколько вообще
Возможно разгромить богоподобных
Сынов Небес; но дух, но разум наш
Не сломлены, а мощь вернется вновь,
Хоть славу нашу и былой восторг
Страданья поглотили навсегда.
Зачем же Победитель (признаю
Его всесильным; ведь не мог бы Он
Слабейшей силой - нашу превозмочь!)
Нам дух и мощь оставил? Чтоб сильней
Мы истязались, утоляя месть
Его свирепую? Иль как рабы
Трудились тяжко, по законам войн,
Подручными в Аду, в огне палящем,
Посыльными в бездонной, мрачной мгле?
Что толку в нашем вечном бытии
И силе нашей, вечно-неизменной,
Коль нам терзаться вечно суждено?"
Ему Отступник тотчас возразил:
"- В страданьях ли, в борьбе ли,- горе
слабым,
О падший Херувим! Но знай, к Добру
Стремиться мы не станем с этих пор.
Мы будем счастливы, творя лишь Зло,
Его державной воле вопреки.
И если Провидением своим
Он в нашем Зле зерно Добра взрастит,
Мы извратить должны благой исход,
В Его Добре источник Зла сыскав.
Успехом нашим будет не однажды
Он опечален; верю, что не раз
Мы волю сокровенную Его
Собьем с пути, от цели отведя...
Но глянь! Свирепый Мститель отозвал
К вратам Небес карателей своих.
Палящий ураган и серный град,
Нас бичевавшие, когда с вершин
Мы падали в клокочущий огонь,
Иссякли. Молниями окрыленный
И гневом яростным, разящий гром
Опустошил, как видно, свой колчан,
Стихая постепенно, и уже
Не так бушует. Упустить нельзя
Счастливую возможность, что оставил
В насмешку или злобу утолив,
Противник нам. Вот голый, гиблый край,
Обитель скорби, где чуть-чуть сквозит,
Мигая мертвым светом в темноте,
Трепещущее пламя. Тут найдем
Убежище от вздыбленных валов
И отдых, если здесь он существует,
Вновь соберем разбитые войска,
Обсудим, как нам больше досадить
Противнику и справиться с бедой,
В надежде - силу или, наконец,
В отчаянье - решимость почерпнуть!"
Так молвил Сатана. Приподнял он
Над бездной голову; его глаза
Метали искры; плыло позади
Чудовищное тело, по длине
Титанам равное иль Земнородным -
Врагам Юпитера! Как Бриарей,
Сын Посейдона, или как Тифон,
В пещере обитавший, возле Тарса,
Как великан морей - Левиафан,
Когда вблизи Норвежских берегов
Он спит, а запоздавший рулевой,
Приняв его за остров, меж чешуй
Кидает якорь, защитив ладью
От ветра, и стоит, пока заря
Не усмехнется морю поутру,-
Так Архивраг разлегся на волнах,
Прикованный к пучине. Никогда
Он головой не мог бы шевельнуть
Без попущенья свыше. Провиденье
Дало ему простор для темных дел
И новых преступлений, дабы сам
Проклятье на себя он вновь навлек,
Терзался, видя, что любое Зло
Во благо бесконечное, в Добро
Преображается, что род людской,
Им соблазненный, будет пощажен
По милости великой, но втройне
Обрушится возмездье на Врага.
Огромный, он воспрянул из огня,
Два серных вала отогнав назад;
Их взвихренные гребни, раскатись,
Образовали пропасть, но пловец
На крыльях в сумеречный воздух взмыл,
Принявший непривычно тяжкий груз,
И к суше долетел, когда назвать
Возможно сушей - отверделый жар,
Тогда как жидкий жар в пучине тлел.
Такой же почва принимает цвет,
Когда подземный шторм срывает холм
С вершин Пелора, или ребра скал
Гремящей Этны, чье полно нутро
Огнеопасных, взрывчатых веществ,
И при посредстве минеральных сил,
Наружу извергаемых из недр
Воспламененными, а позади,
Дымясь и тлея, остается дно
Смердящее. Вот что пятой проклятой
Нащупал Враг! Соратник - вслед за ним.
Тщеславно ликовали гордецы.
Сочтя, что от Стигийских вод спаслись
Они, как боги,- собственной своей
Вновь обретенной силой, наотрез
Произволенье Неба отрицая.
"- На эту ли юдоль сменили мы,-
Архангел падший молвил,- Небеса
И свет Небес на тьму? Да будет так!
Он всемогущ, а мощь всегда права.
Подальше от Него! Он выше нас
Не разумом, но силой; в остальном
Мы равные. Прощай, блаженный край!
Привет тебе, зловещий мир! Привет,
Геенна запредельная! Прими
Хозяина, чей дух не устрашат
Ни время, ни пространство. Он в себе
Обрел свое пространство и создать
В себе из Рая - Ад и Рай из Ада
Он может. Где б я ни был, все равно
Собой останусь,- в этом не слабей
Того, кто громом первенство снискал.
Здесь мы свободны. Здесь не создал Он
Завидный край; Он не изгонит нас
Из этих мест. Здесь наша власть прочна,
И мне сдается, даже в бездне власть -
Достойная награда. Лучше быть
Владыкой Ада, чем слугою Неба!
Но почему же преданных друзей,
Собратьев по беде, простертых здесь,
В забвенном озере, мы не зовем
Приют наш скорбный разделить и, вновь
Объединясь, разведать: что еще
Мы в силах у Небес отвоевать
И что осталось нам в Аду утратить?"
Так молвил Сатана, и Вельзевул
Ответствовал: "- О Вождь отважных войск,
Воистину, лишь Всемогущий мог
Их разгромить! Пусть голос твой опять
Раздастся, как незыблемый залог
Надежды, ободрявшей часто нас
Среди опасностей и страха! Пусть
Он прозвучит как боевой сигнал
И мужество соратникам вернет,
Низринутым в пылающую топь,
Беспамятно недвижным, оглушенным
Паденьем с непомерной вышины!"
Он смолк, и тотчас Архивраг побрел
К обрыву, за спину закинув щит,-
В эфире закаленный круглый диск,
Огромный и похожий на луну,
Когда ее в оптическом стекле,
С Вальдарно или Фьезольских высот,
Мудрец Тосканский ночью созерцал,
Стремясь на шаре пестром различить
Материки, потоки и хребты.
Отступник, опираясь на копье,
Перед которым высочайший ствол
Сосны Норвежской, срубленной на мачту,
Для величайшего из кораблей,
Казался бы тростинкой,- брел вперед
По раскаленным глыбам; а давно ль
Скользил в лазури легкою стопой?
Его терзали духота и смрад,
Но, боль превозмогая, он достиг
Пучины серной, с края возопив
К бойцам, валяющимся, как листва
Осенняя, устлавшая пластами
Лесные Валамброзские ручьи,
Текущие под сенью темных крон
Дубравы Этрурийской; так полег
Тростник близ Моря Чермного, когда
Ветрами Орион расколыхал
Глубины вод и потопил в волнах
Бузириса и конников его
Мемфисских, что преследовали вскачь
Сынов Земли Гесем, а беглецы
Взирали с берега на мертвецов,
Плывущих средь обломков колесниц;
Так, потрясенные, бунтовщики
Лежали грудами, но Вождь вскричал,
И гулким громом отозвался Ад:
"- Князья! Воители! Недавний цвет
Небес, теперь утраченных навек!
Возможно ли эфирным существам
Столь унывать? Ужели, утомясь
Трудами ратными, решили вы
В пылающей пучине опочить?
Вы в райских долах, что ли, сладкий сон
Вкушаете? Никак, вы поклялись
Хваленье Победителю воздать
Униженно? Взирает Он меж тем
На Херувимов и на Серафимов,
Низверженных с оружьем заодно
Изломанным, с обрывками знамен!
Иль ждете вы, чтобы Его гонцы,
Бессилье наше с Неба углядев,
Накинулись и дротиками молний
Ко дну Геенны пригвоздили нас?
Восстаньте же, не то конец всему!"
Сгорая от стыда, взлетели вмиг
Бойцы. Так задремавший часовой
Спросонья вздрагивает, услыхав
Начальства строгий окрик. Сознавая
Свои мученья и беду свою,
Стряхнув оцепененье, Сатане
Покорствуют несметные войска.
Так, в черный день Египта, мощный жезл
Вознес Амрамов сын, и саранча,
Которую пригнал восточный ветр,
Нависла тучей, мрачною, как ночь,
Над грешной Фараоновой землей
И затемнила Нильскую страну;
Не меньшей тучей воспарила рать
Под своды адские, сквозь пламена,
Ее лизавшие со всех сторон.
Но вот копьем Владыка подал знак,
И плавно опускаются полки
На серу отверделую, покрыв
Равнину сплошь. Из чресел ледяных
Не извергал тысячелюдный Север
Подобных толп, когда его сыны,
Дунай и Рейн минуя, как потоп
Неудержимый, наводнили Юг,
За Гибралтар и до песков Ливийских!
Начальники выходят из рядов
Своих дружин; они к Вождю спешат,
Блистая богоравной красотой,
С людскою - несравнимой. Довелось
Им на небесных тронах восседать,
А ныне - в райских списках ни следа
Имен смутьянов, что презрели долг,
Из Книги Жизни вымарав себя.
Еще потомство Евы бунтарям
Иные прозвища не нарекло,
Когда их допустил на Землю Бог,
Дабы людскую слабость испытать.
Им хитростью и ложью удалось
Растлить едва ль не весь Адамов род
И наклонить к забвению Творца
И воплощенью облика его
Невидимого - в образы скотов,
Украшенных и чтимых в дни торжеств
Разнузданных и пышных; Духам Зла
Учили поклоняться, как богам.
Под именами идолов они
Языческих известны с тех времен.
Поведай, Муза, эти имена:
Кто первым, кто последним, пробудясь,
Восстал из топи на призывный клич?
Как, сообразно рангам, шли к Вождю,
Пока войска держались вдалеке?
Главнейшими божками были те,
Кто, ускользнув из Ада, в оны дни,
Ища себе добычи на Земле,
Свои дерзали ставить алтари
И капища близ Божьих алтарей
И храмов; побуждали племена
Молиться демонам и, обнаглев,
Оспаривали власть Иеговы,
Средь Херувимов, с высоты Сиона,
Громами правящего! Их кумиры -
О, мерзость! - проникали в самый Храм,
Кощунственно желая поругать
Священные обряды, адский мрак
Противоставив свету Миродержца!
Молох шел первым - страшный, весь в крови
Невинных жертв. Родители напрасно
Рыдали; гулом бубнов, ревом труб
Был заглушен предсмертный вопль детей,
Влекомых на его алтарь, в огонь.
Молоха чтил народ Аммонитян,
В долине влажной Раввы и в Аргобе,
В Васане и на дальних берегах
Арнона; проскользнув к святым местам,
Он сердце Соломона смог растлить,
И царь прельщенный капище ему
Напротив Храма Божьего воздвиг.
С тех пор позорной стала та гора;
Долина же Еннома, осквернясь
Дубравой, посвященною Молоху,
Тофет - с тех пор зовется и еще -
Геенной черною, примером Ада.
Вторым шел Хамос - ужас и позор
Сынов Моава. Он царил в земле
Ново и Ароера, средь степей
Спаленных Аворнма; Езевон,
Оронаим, Сигонова страна,
И Сивма - виноградный дол цветущий,
И Елеал, весь неохватный край
До брега Моря Мертвого, пред ним
Склонялся. Он, под именем Фегора,
В Ситтиме соблазнил израильтян,
Покинувших Египет, впасть в разврат,
Что принесло им беды без числа.
Он оргии свои до той горы
Простер срамной и рощи, где кумир
Господствовал Молоха - людобойцы,
Пока благочестивый не пресек
Иосия грехи и прямо в Ад
Низверг из капищ мерзостных божков.
За ними духи шли, которым два
Прозванья были общие даны;
От берегов Евфрата до реки
Меж Сирией и Царством пирамид -
Ваалами, Астартами звались
Одни - себе присвоив род мужской,
Другие - женский. Духи всякий пол
Принять способны или оба вместе -
Так вещество их чисто и легко,
Ни оболочкой не отягчено,
Ни плотью, ни громоздким костяком.
Но, проявляясь в обликах любых,
Прозрачных, плотных, светлых или темных,
Затеи могут воплощать свои
Воздушные - то в похоть погрузясь,
То в ярость впав. Израиля сыны
Не раз, Жизнеподателя презрев,
Забвению предав Его законный
Алтарь, пред изваяньями скотов
Униженно склонялись, и за то
Их были головы обречены
Склоняться столь же низко пред копьем
Врагов презренных. Следом Аштарет,
Увенчанная лунным рогом, шла,
Астарта и Владычица небес
У Финикиян. В месячных ночах,
Пред статуей богини, выпевал
Молитвословья хор Сидонских дев.
И те же гимны в честь ее Сион
Пятнали. На горе Обиды храм
Поставил ей женолюбивый царь.
Он сердцем был велик, но ради ласк
Язычниц обольстительных почтил
Кумиры мерзкие. Богине вслед
Шагал Таммуз, увечьем на Ливане
Сириянок сзывавший молодых,
Что ежегодно, летом, целый день
Его оплакивали и, следя,
Как в море алую струю влечет
Адонис, верили, что снова кровь
Из ран божка окрасила поток.
Пленялись этой притчей любострастной
Сиона дщери. Иезекииль
Их похоть созерцал, когда у врат
Святых ему в видении предстал
Отпавшего Иуды гнусный грех
Служенья идолам. Шел Дух вослед,
Взаправду плакавший, когда Кивотом
Завета полоненным был разбит
Его звероподобный истукан.
Безрукий, безголовый, он лежал
Средь капища, своих же посрамив
Поклонников; Дагоном звался он -
Морское чудо, получеловек
И полурыба. Пышный храм его
Сиял в Азоте. Палестина вся,
Геф, Аскалон и Аккарон и Газа,
Пред ним дрожали. Шел за ним Риммой;
Дамаск очаровательный служил
Ему жильем, равно как берега
Аваны и Фарфара - тучных рек.
Он тоже оскорблял Господень Дом:
Утратив прокаженного слугу,
Он повелителя обрел: царя
Ахаза, отупевшего от пьянства,
Принудил Божий разорить алтарь
И на сирийский лад соорудить
Святилище для сожиганья жертв
Божкам, которых он же победил.
Шли дало демоны густой толпой:
Озирис, Гор, Изида - во главе
Обширной свиты; некогда они
Египет суеверный волшебством
Чудовищным и чарами прельстили,
И заблуждающиеся жрецы,
Лишив людского образа своих
Богов бродячих, в облики зверей
Их воплотили. Этой злой чумы
Израиль на Хоривене избег,
Из золота заемного отлив
Тельца; крамольный царь свершил вдвойне
Злодейство это - в Дано и Вефиле,
Где уподобил тучному быку
Создателя, что в ночь одну прошел
Египет, и одним ударом всех
Младенцев первородных истребил
И всех низринул блеющих богов.
Последним появился Велиал,
Распутнейший из Духов; он себя
Пороку предал, возлюбив порок.
Не ставились кумирни в честь его
И не курились алтари, но кто
Во храмы чаще проникал, творя
Нечестие, и развращал самих
Священников, предавшихся греху
Безбожия, как сыновья Илия,
Чинившие охальство и разгул
В Господнем Доме? Он царит везде,-
В судах, дворцах и пышных городах,-
Где оглушающий, бесстыдный шум
Насилия, неправды и гульбы
Встает превыше башен высочайших,
Где в сумраке по улицам снуют
Гурьбою Велиаловы сыны,
Хмельные, наглые; таких видал
Содом, а позже - Гива, где в ту ночь
Был вынужден гостеприимный кров
На поруганье им жену предать,
Чтоб отвратить наисквернейший блуд.
Вот - главные по власти и чинам.
Пришлось бы долго называть иных
Прославленных; меж ними божества
Ионии, известные издревле;
Им поклонялся Иаванов род,
Хотя они значительно поздней
Своих родителей - Земли и Неба -
Явились в мир. Был первенцем Титан
С детьми, без счета; брат его - Сатурн
Лишил Титана прав, но, в свой черед,
Утратил власть; Сатурна мощный сын
От Реи - Зевс - похитил трон отца
И незаконно царство основал.
На Крите и на Иде этот сонм
Богов известен стал сперва; затем
Они к снегам Олимпа вознеслись
И царствовали в воздухе срединном,
Где высший был для них предел небес.
Они господствовали в скалах Дельф,
В Додоне и проникли за рубеж
Дориды, словно те, что в оны дни,
Сопутствуя Сатурну-старику,
Бежали в Гесперийские поля
И, Адриатику переплывя,
Достигли дальних Кельтских островов.
Несметными стадами шли и шли
Все эти Духи; были их глаза
Потуплены тоскливо, но зажглись
Угрюмым торжеством, едва они
Увидели, что Вождь еще не впал
В отчаянье, что не совсем еще
Они погибли в гибели самой.
Казалось, тень сомненья на чело
Отступника легла, но он, призвав
Привычную гордыню, произнес
Исполненные мнимого величья
Слова надменные, чтоб воскресить
Отвагу ослабевшую и страх
Рассеять. Под громовый рык рогов
И труб воинственных он повелел
Поднять свою могучую хоругвь.
Азазиил - гигантский Херувим -
Отстаивает право развернуть
Ее; и вот, плеща во весь размах,
Великолепный княжеский штандарт
На огненно-блистающем копье
Вознесся, просияв как метеор,
Несомый бурей; золотом шитья
И перлами слепительно на нем
Сверкали серафимские гербы
И пышные трофеи. Звук фанфар
Торжественно всю бездну огласил,
И полчища издали общий клич,
Потрясший ужасом не только Ад,
Но царство Хаоса и древней Ночи.
Вмиг десять тысяч стягов поднялись,
Восточной пестротою расцветив
Зловещий сумрак; выросла как лес
Щетина копий; шлемы и щиты
Сомкнулись неприступною стеной.
Шагает в ногу демонская рать
Фалангой строгой, под согласный свист
Свирелей звучных и дорийских флейт,
На битву прежде воодушевлявших
Героев древних,- благородством чувств
Возвышенных; не бешенством слепым,
Но мужеством, которого ничто
Поколебать не в силах; смерть в бою
Предпочитавших бегству от врага
И отступленью робкому. Затем
Дорийский, гармоничный создан лад,
Чтоб смуту мыслей умиротворить,
Сомненье, страх и горе из сердец
Изгнать - и смертных и бессмертных. Так,
Объединенной силою дыша,
Безмолвно шествуют бунтовщики
Под звуки флейт, что облегчают путь
По раскаленной почве. Наконец
Войска остановились. Грозный фронт,
Развернутый во всю свою Длину
Безмерную, доспехами блестит,
Подобно древним воинам сровняв
Щиты и копья; молча ждут бойцы
Велений Полководца. Архивраг
Обводит взглядом опытным ряды
Вооруженных Духов; быстрый взор
Оценивает легионов строй
И выправку бойцов, их красоту
Богоподобную и счет ведет
Когортам. Предводитель ими горд,
Ликует, яростней ожесточась,
В сознанье мощи собственной своей.
Досель от сотворенья Человека
Еще нигде такого не сошлось
Большого полчища; в сравненье с ним
Казалось бы ничтожным, словно горсть
Пигмеев, с журавлями воевавших,
Любое; даже присовокупив
К Флегрийским исполинам род геройский.
Вступивший в бой, с богами наряду,
Что схватке помогали с двух сторон,
Под Фивами и Троей,- присчитать
К ним рыцарей романов и легенд
О сыне Утера, богатырей
Британии, могучих удальцов
Арморики; неистовых рубак
И верных и неверных, навсегда
Прославивших сраженьями Дамаск,
Марокко, Трапезунд, и Монтальбан,
И Аспрамонт; к тех придать, кого
От Африканских берегов Бизерта
Послала с Шарлеманем воевать,
Разбитым наголову средь полей
Фонтарабийских. Войско Сатаны,
Безмерно большее, чем все войска
Людские,- повинуется Вождю
Суровому; мятежный Властелин,
Осанкой статной всех превосходя,
Как башня высится. Нет, не совсем
Он прежнее величье потерял!
Хоть блеск его небесный омрачен,
Но виден в нем Архангел. Так, едва
Взошедшее на утренней заре,
Проглядывает солнце сквозь туман
Иль, при затменье скрытое Луной,
На пол-Земли зловещий полусвет
Бросает, заставляя трепетать
Монархов призраком переворотов,-
И сходственно, померкнув, излучал
Архангел часть былого света. Скорбь
Мрачила побледневшее лицо,
Исхлестанное молниями; взор,
Сверкающий из-под густых бровей,
Отвагу безграничную таил,
Несломленную гордость, волю ждать
Отмщенья вожделенного. Глаза
Его свирепы, но мелькнули в них
И жалость и сознание вины
При виде соучастников преступных,
Верней - последователей, навек
Погибших; тех, которых прежде он
Знавал блаженными. Из-за него
Мильоны Духов сброшены с Небес,
От света горнего отлучены
Его крамолою, но и теперь,
Хоть слава их поблекла, своему
Вождю верны. Так, сосны и дубы,
Небесным опаленные огнем,
Вздымая величавые стволы
С макушками горелыми, стоят,
Не дрогнув, на обугленной земле.
Вождь подал знак: он хочет речь держать.
Сдвоив ряды, теснятся командиры
Полуокружностью, крыло к крылу,
В безмолвии, близ Главаря. Начав
Трикраты, он трикраты, вопреки
Гордыне гневной, слезы проливал,
Не в силах молвить. Ангелы одни
Так слезы льют. Но вот он, подавив
Рыдания и вздохи, произнес:
"- О сонмы вечных Духов! Сонмы Сил,
Лишь Всемогущему не равных! Брань
С Тираном не была бесславной, пусть
Исход ее погибелен, чему
Свидетельством - плачевный облик наш
И место это. Но какой же ум
Высокий, до конца усвоив смысл
Былого, настоящее познав,
Дабы провидеть ясной предречь
Грядущее,- вообразить бы мог,
Что силы совокупные богов
Потерпят пораженье? Кто дерзнет
Поверить, что, сраженье проиграв,
Могучие когорты, чье изгнанье
Опустошило Небо, не пойдут
Опять на штурм и не восстанут вновь,
Чтоб светлый край родной отвоевать?
Вся Ангельская рать - порукой мне:
Мои ли колебания и страх
Развеяли надежды наши? Нет!
Самодержавный Деспот свой Престол
Незыблемым доселе сохранял
Лишь в силу громкой славы вековой,
Привычки косной и благодаря
Обычаю. Наружно окружась
Величьем венценосца, он сокрыл
Разящую, действительную мощь,
И это побудило к мятежу
И сокрушило нас. Отныне мы
Изведали могущество Его,
Но и свое познали. Не должны
Мы вызывать на новую войну
Противника, но и страшиться нам
Не следует, коль Он ее начнет.
Всего мудрее - действовать тайком,
Обманчивою хитростью достичь
Того, что в битве не далось. Пускай
Узнает Он: победа над врагом,
Одержанная силою меча,-
Лишь часть победы. Новые миры
Создать пространство может. В Небесах
Давно уже носился общий слух,
Что Он намерен вскоре сотворить
Подобный мир и населить его
Породою существ, которых Он
Возлюбит с Ангелами наравне.
На первый случай вторгнемся туда
Из любопытства иль в иное место:
Не может бездна адская держать
Небесных Духов до конца времен
В цепях, ни Хаос - в непроглядной тьме.
В совете общем надо эту мысль
Обдумать зрело. Миру - не бывать!
Кто склонен здесь к покорности? Итак,
Скрытая иль тайная война!"
Он смолк, и миллионами клинков
Пылающих, отторгнутых от бедр
И вознесенных озарился Ад
В ответ Вождю. Бунтовщики хулят
Всевышнего; свирепо сжав мечи,
Бьют о щиты, воинственно гремя,
И Небесам надменный вызов шлют.
Вблизи гора дымилась - дикий пик
С вершиной огневержущей, с корой,
Сверкающей на склонах: верный признак
Работы серы, залежей руды
В глубинах недр. Летучий легион
Туда торопится. Так мчатся вскачь,
Опережая главные войска,
Саперы, с грузом кирок и лопат,
Чтоб царский стан заране укрепить
Окопами и насыпью. Отряд
Маммон ведет; из падших Духов он
Всех менее возвышен. Алчный взор
Его - и в Царстве Божьем прежде был
На низменное обращен и там
Не созерцаньем благостным святынь
Пленялся, но богатствами Небес,
Где золото пятами попиралось.
Пример он людям подал, научил
Искать сокровища в утробе гор
И клады святокрадно расхищать,
Которым лучше было бы навек
Остаться в лоне матери-земли.
На склоне мигом зазиял разруб,
И золотые ребра выдирать
Умельцы принялись. Немудрено,
Что золото в Аду возникло. Где
Благоприятней почва бы нашлась,
Дабы взрастить блестящий этот яд?
Вы, бренного художества людей
Поклонники! Вы, не щадя похвал,
Дивитесь Вавилонским чудесам
И баснословной роскоши гробниц
Мемфиса,- но судите, сколь малы
Огромнейшие памятники в честь
Искусства, Силы, Славы,- дело рук
Людских,- в сравненье с тем, что создают
Отверженные Духи, так легко
Сооружающие в краткий час
Строение, которое с трудом,
Лишь поколенья смертных, за века
Осуществить способны! Под горой
Поставлены плавильни; к ним ведет
Сеть желобов с потоками огня
От озера. Иные мастера
Кидают в печи сотни грузных глыб,
Породу разделяют на сорта
И шихту плавят, удаляя шлак;
А третьи - роют на различный лад
Изложницы в земле, куда струей
Клокочущее золото бежит,
Заполнив полости литейных форм.
Так дуновенье воздуха, пройдя
По всем извилинам органных труб,
Рождает мелодический хорал.
Подобно пару, вскоре из земли
При тихом пенье слитных голосов
И сладостных симфониях восстало
Обширнейшее зданье, с виду - храм;
Громадные пилястры вкруг него
И стройный лес дорических колонн,
Венчанных архитравом золотым;
Карнизы, фризы и огромный свод
Сплошь в золотой чеканке и резьбе.
Ни Вавилон, ни пышный Алкаир,
С величьем их и мотовством, когда
Ассирия с Египтом, соревнуясь,
Богатства расточали; ни дворцы
Властителей, ни храмы их богов -
Сераписа и Бела,- не могли
И подступиться к роскоши такой.
Вот стройная громада, вознесясь,
Намеченной достигла вышины
И замерла. Широкие врата,
Две бронзовые створки распахнув,
Открыли взорам внутренний простор.
Созвездья лампионов, гроздья люстр,
Где горные горят смола и масло,
Посредством чар под куполом парят,
Сияя, как небесные тела.
С восторгом восхищенная толпа
Туда вторгается; одни хвалу
Провозглашают зданию, другие -
Искусству зодчего, что воздвигал
Хоромы дивные на Небесах;
Архангелы - державные князья
Там восседали, ибо Царь Царей
Возвысил их и каждому велел
В пределах иерархии своей
Блестящими чинами управлять.
Поклонников и славы не лишен.
Был зодчий в Древйей Греции; народ
Авзонский Мульцибером звал его;
А миф гласит, что, мол, швырнул Юпитер
Во гневе за хрустальные зубцы
Ограды, окружающей Олимп,
Его на землю. Целый летний день
Он будто бы летел, с утра до полдня
И с полдня до заката, как звезда
Падучая, и средь Эгейских вод
На остров Лемнос рухнул. Но рассказ
Не верен; много раньше Мульцибер
С мятежной ратью пал. Не помогли
Ни башни, им воздвигнутые в небе,
Ни знанья, ни искусство. Зодчий сам
С умельцами своими заодно
Вниз головами сброшены Творцом
Отстраивать Геенну.
Той порой
Крылатые глашатаи, блюдя
Приказ Вождя и церемониал
Торжественный, под зычный гром фанфар
Вещают, что немедленный совет
Собраться в Пандемониуме должен,-
Блистательной столице Сатаны
И Аггелов его. На громкий зов
Достойнейших бойцов отряды шлют
По рангу и заслугам; те спешат
В сопровождении несметных толп,
Теснящихся у входов, наводнивших
Все портики,- сугубо главный зал
(Ристалищу подобный, где с броней
Тяжелой свыкшиеся ездоки,
Гарцуя пред султанским троном, цвет
Языческого рыцарства на бой
Смертельный вызывали горделиво
Иль предлагали копья преломить),-
Здесь, на земле и в воздухе, кишат,
Свища крылами, Духи; так, весной,
Когда вступает солнце в знак Тельца,
Из улья высыпают сотни пчел,
Вперед-назад снуют среди цветов
Росистых иль, сгрудившись у летка,
Что в их соломенную крепостицу
Ведет, на гладкой подставной доске,
Бальзамом свежим пахнущей, рядят
О важных государственных делах,-
Так, сходственно, эфирные полки
Роятся тучами. Но дан сигнал,-
О, чудо! - Исполины, далеко
Превосходившие любых гигантов
Земнорожденных, вмиг превращены
В ничтожных карликов; им нет числа,
Но могут разместиться в небольшом
Пространстве, как пигмеи, что живут
За гребнем гор Индийских, или те
Малютки-эльфы, что в полночный час
На берегах ручьев и на лесных
Опушках пляшут; поздний пешеход
Их видит въявь, а может быть, в бреду,
Когда над ним царит Луна, к земле
Снижая бледный лет,- они ж, резвясь,
Кружатся, очаровывая слух
Веселой музыкой, и сердце в нем
От страха и восторга замирает.
Так уменьшились Духи, и чертог
Вмещает неисчетные рои
Просторно. Сохранив свой прежний рост,
На золотых престолах, в глубине,
Расселись тысячи полубогов -
Главнейших Серафических князей,
В конклаве тайном. После тишины
Недолгой был ко всем провозглашен
Призыв: Совет великий начался!
литература России
"У нас есть свобода, но не осталось времени" Dolores ORiordan 