Бог живых

Христиане – странные люди. Святитель Лука Крымский всю жизнь был врачом и облегчал страдания людей, но о себе написал книгу «Я полюбил страдание». Мы знаем, что милосердие состоит в заботе о ближнем. Чтобы он лучше питался, меньше болел и вообще дольше прожил – но прославляем аскетов, изнурявших плоть голодом и работой, и почитаем  мучеников, пошедших на смерть.

А сегодня мы даже празднуем смерть, как радостное событие. Потому что день Успения Богородицы — это день, когда Богоматерь умерла. Да, она знала заранее, когда и как умрет. Да, она отошла в мире и покое, радостно и легко. Но всё-таки это тоже смерть — наш, как говорит апостол Павел, «последний враг» (1Кор.15:26). И встречу с этим врагом православные празднуют, как торжество, как отмечают выпускной или свадьбу. Даже смерть теперь — изменение к лучшему.

Христианское бесстрашие перед лицом смерти было общеизвестно во времена мучеников. Доходило до странностей. вроде ереси монтатнистов или русских староверов, не просто готовых к мученичеству, но страстно жаждущих его, на грани прямого самоубийства.

Христианское бесстрашие перед лицом смерти было общеизвестно во времена мучеников. Они не только не скрывались от властей, но страстно желали принять мученический венец, чтобы подражать Христу и скорее встретиться с Ним. Желая мученичества, преподобный Антоний Великий, ушедший в пустыню для молитвы, нарочно вернулся в Александрию в разгар гонений.

Мы верим, что Бог победил смерть – и оттого нам естественно быть со смертью на ты. «Смерть – не скелет кошмарный, с длинной косой в росе. Смерть – это тот кустарник, в котором стоим мы все» — говорит русский поэт Бродский, и ему отвечает английская христианская писательница Джоан Роулинг: «Встретил он Смерть как давнего друга и своей охотой с нею пошел, и как равные ушли они из этого мира».

Наши живые умершие

В празднике Успения содержится наше главное утешение.Наше напоминание, что смерть – это не конец. Что наши покойники – живы, что о них стоит молиться, и мы непременно снова встретимся. И что наш Бог – Бог живых, а не мертвых.  

Смерть – это не навсегда. Для каждого, кто вошел в Завет. Но есть и те, кто умер, не успев креститься, или даже сознательно отказавшись от Церкви, и кому обстоятельства жизни не позволили стать частью Божьего народа. Если вспомнить российскую историю ХХ века – это совсем неудивительно. Поколение наших родителей и наших бабушек родилось в обезбоженной стране, где дорогу к Свету перекрывали всеми доступными средствами.

Но они тоже достойны победить смерть, за них тоже умер Господь на Кресте, и мы должны привести их в Царство Небесное с собой, которым Господь судил жить во времена без гонений. И проводником в Царство может стать только наша любовь к Богу и к нашим близким.

Протянуть руку

Я не знаю, как это работает. Но вся церковная традиция отношения к мертвым говорит о том, что после смерти у человека остается надежда только на близких. На их молитвы и их праведность. Каждый из нас отвечает перед Богом не только за себя. Любовь таинственной ниточкой связывает нас с каждым, о ком мы молимся.


И день, когда мы празднуем смерть, как нельзя лучше подходит для того, чтобы вспомнить о тех, кому сейчас очень нужно немного Жизни, кто умер, не войдя в Церковь. Традиция не позволяет молиться за Литургией о некрещенных, но никто не может запретить каждому из нас протянуть руку умершему, позвать его за собой к Богу Живых. Или принести его именем немного добра в наш мир, подавая, по древнему обычаю, милостыню за покойного.

Да, умерший человек сам уже ничего не может сделать. Но мы-то еще живем и действуем. И если любовь к  нашему брату творит милосердие в падшем мире – то не может быть он совсем пропащим, значит жив он, и Бог Живых может его найти. 

В конце концов, Христос когда-то пришел к вовсе некрещеным, и проповедовал людям, которые не были на Литургии ни разу в жизни. И это Ему никак не помешало. А значит – и нам не помешает, потому что это Он нам сказал, что остается с нами до скончания века.

Владимир Берхин
президент фонда «Предание»

Мудрый англичанин Гилберт Честертон писал: «Настоящая смелость — почти противоречие: очень сильная любовь к жизни выражается в готовности к смерти. Любящий жизнь свою погубит ее, а ненавидящий сохранит. Это не мистическая абстракция, а бытовой совет морякам и альпинистам; его можно напечатать в путеводителе по Альпам или в строевом уставе. В этом парадоксе — суть мужества, даже самого грубого.

Человек, отрезанный морем, спасется, только если рискнет жизнью. Солдат, окруженный врагами, пробьется к своим только в том случае, если он очень хочет жить и как-то беспечно думает о смерти. Если он только хочет жить — он трус и бежать не решится. Если он только готов умереть — он самоубийца; его и убьют. Он должен стремиться к жизни, яростно пренебрегая ею; смелый любит жизнь, как жаждущий — воду, и пьет смерть, как вино».

Эти слова может повторить с полным правом двадцатилетний петербуржец Никита Копыленко. Который настолько любит жизнь, что живет со смертельным диагнозом — и живет так, словно никогда не болел. Раз за разом болезнь била его — но он вставал и снова шел вперед — не в бой, а просто по жизни. Туда куда хочется. Туда, где учеба и семья, друзья и книги.

Это и есть любовь к жизни — когда болезнь превращается в помеху, а не в смысл существования.

Я думаю, это мужественному человеку стоит помочь.