Лия Ахеджакова: бесполезно кричать, но кричать надо

К. ЛАРИНА - Добрый день. Мы начинаем программу. Здесь в студии "Эхо Москвы" у микрофона ведущая Ксения Ларина. Напротив меня замечательная актриса Лия Ахеджакова. Здравствуйте, Лилечка. Спасибо вам огромное, что в такую жару к нам приехали. Это просто подвиг. Это нужно очень сильно любить радиостанцию "Эхо Москвы". 

Л. АХЕДЖАКОВА - А я и люблю. 

К. ЛАРИНА - Спасибо. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Я считаю недостойным не откликаться. 

К. ЛАРИНА - Спасибо огромное. Смотрите, конечно же, мы вас звали в честь грядущего события. Шёпотом скажу, что Лия Ахеджакова отмечает такую хорошую, солидную, жирную дату. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Страшную, я бы сказала. 

К. ЛАРИНА - Ну, ладно - страшную. Вам ничего не страшно. Перестаньте. Я знаю, что Лия Ахеджакова не любит про себя говорить никогда. Что для неё это муки страшные, когда начинают её мучить - "а помните", "а расскажите". Ничего не расскажет. Вот, про других расскажет. Поэтому я решила такой заход сегодня придумать. Именно про других. 

Поскольку мы сейчас переживаем такие времена, мягко говоря, не очень хорошие с точки зрения свободы, самовыражения, правды, справедливости. Можно через запятую всё, что угодно продолжить. Но всё время вспоминается эта строчка "Бывали хуже времена, но не было полей". А в те времена, когда было хуже, были рядом с вами люди, которые вас сформировали как личность? Вот, такая, какая вы сегодня стали. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Ну, безусловно. Конечно. Если бы не те люди, которые тогда... я даже не знаю, может, они случайно подвернулисьа, а, может, это всё неслучайно. Не знаю. Мы же продукт среды всё-таки. Очень мало кто вне среды, вне всего. Такой... меня совершенно потрясает гений Перельман. Вот, его никто не сформирует. Это всё у него, да. А мы, как в розетку, мы включаемся, подсоединяемся и питаемся от кого-то. Вот, я из тех, кто питается всё-таки. И, конечно, были люди, которые меня развернули в какую-то сторону, и всё, уже ничего нельзя сделать. 

К. ЛАРИНА - Ну, вы же советский человек абсолютный. Или какие-то были уже тогда в вашем сознании в подростковом, в юношеском, когда вы понимали, что что-то не так? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Я начала как советский человек, но у меня была подружка Мика Ардова, и я попала в дом Ардовых. Там советизма не ночевало, там была совершенно другая атмосфера. Там в маленькой комнатке сидела Анна Андреевна Ахматова. Виктор Ефимович, известный совершенно протестант, оппозиционер всему всегда, охальник страшный, и светлейшая личность, вот так бы я сказала. И вокруг него формировалось всё в этой интонации и на эту музыку. И хочешь - и Бродский в этом доме бывал, и хочешь - не хочешь, но я как-то... хочешь - не хочешь, а сделаешься. 

К. ЛАРИНА - И Ахматову видели? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Видела, да, видела. 

К. ЛАРИНА - Общались с ней? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Нет. Я была робкая очень. Для меня бы не хватило, чтобы ещё рот открывать. Нет. Стихи всё равно читались там за столом замечательные, молодёжь замечательная совершенно тогда. Эти разговоры, эти стихи, это вольнодумство абсолютнейшее. Потом, Виктор Ефимович всё время за кого-то письма писал, это мне в наследство, я всё время тоже подписываю против злодеяний, против насилия, за обиженных. Это мне от Виктора Ефимовича, видно, досталось. 

К. ЛАРИНА - А к диссидентским кругам никогда не прибивало? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Нет, меня чуть-чуть прибило к Сергею Адамовичу Ковалёву, потому что я дружила с его друзьями, и так меня вывело и на него. Сергей Адамович когда мне звонил, скажем, про Ходорковского, что Лия Меджидовна, вы будете подписывать? Я говорю - Сергей Адамович, что вы подпишете, то и я подпишу. Я говорю - но толку никакого не будет, чтоб его не засадили. Он говорит - конечно, не будет, но подписывать надо. 

К. ЛАРИНА - А самые яркие воспоминания в советском времени, Лий, связаны с какими-то, скажем так, политическими процессами или политическими событиями, когда вы понимали, что у вас уже по этому поводу есть своё мнение? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Нет. 

К. ЛАРИНА - Нет? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Нет. Абсолютно... 

К. ЛАРИНА - Чехословакия. 

Л. АХЕДЖАКОВА - А! Чехословакия, я была подсажена на это дело. И когда у нас было собрание страшное в театре... 

К. ЛАРИНА - Это вы когда в ТЮЗе работали? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Это уже в ТЮЗе, да. Это уже я соображала, что к чему. 

К. ЛАРИНА - А знали, что вышло семь человек на площадь? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Да, знала. 

К. ЛАРИНА - А как об этом узнали? 

Л. АХЕДЖАКОВА - В семье рассказали. Тут же нашлись, кто это знал, рассказали. 

К. ЛАРИНА - У вас тогда не было такого порыва - тоже пойти куда-то, что-то такое выступить? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Я не помню. Но я всё равно была ведомая, очень ведомая. Это я сейчас самостоятельный человек и абсолютно твёрдо знаю, что я люблю, а что я ненавижу, что мне больно, а что меня абсолютно не трогает. Было бы смешно, если б к такому возрасту остаться ведомой. 

К. ЛАРИНА - Подождите, а всякие вот эти советские вещи обязательные для гражданина Советского Союза - пионерия, Комсомол? Ну, коммунисткой вы не были, естественно. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Нет, я на Комсомоле закончила. Как-то уже был какой-то Комсомол, я уже и не помню, чем он там Комсомол был. Я не помню. 

К. ЛАРИНА - Конечно. Я пытаюсь погрузить вас в это время и понимаю прекрасно, что тогда жизнь такая творческая, театральная, жизнь мечты молодой актрисы - она была абсолютно параллельно тому миру, который происходил за окном. А когда эти два мира всё-таки соединились? Только в 1990-е годы, в конце 1980-х, наверное? Когда вдруг стали понимать, что жизнь может быть интересной. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Я раньше газет никогда не читала. А потом началось время, когда мы взахлёб читали свои газеты. Когда я вдруг стала читать газеты. У меня же утро начинается - где "Новая Газета"? У меня утро начинается - где "New Times"? Почему не купили "New Times". Я никогда не думала, что буду читать газеты и что для меня это будет иной раз важнее, чем художественная литература. Вот, наступает какой-то момент, мне самой стыдно, что я откладываю любимую книжку, мне нужно от корки до корки, как я Диме Муратову однажды сказала - ну, я выписываю "Новую газету", я должна знать, что я думаю. 

К. ЛАРИНА - Хорошо. Вам это не мешало никогда в творческой жизни, вот эта пассионарность? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Наоборот. Меня очень это питает. Меня очень это питает. Я считаю, что я только после того, как я как-то оказалась внедрённой в эту... 

К. ЛАРИНА - Это же не политика даже, да? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Это не политика. Нет. 

К. ЛАРИНА - Как-то по-другому называется. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Но иначе невозможно быть актрисой. Мне так кажется. Я не понимаю тех актёов, которые, например, напротив театра "Оккупай абай" никто не идёт. Я не понимаю этого. Я не понимаю, почему они на митинги не ходят. Я не понимаю, почему у них сердечко не бьётся, когда пытают Алексаняна. Что это? Почему они не говорят на эти темы, когда мы узнаем, что человека в иркутском сизо насилуют кипятильником, а в этом Дальнем насилуют бутылкой из-под шампанского. 

Мне непонятно. 

К. ЛАРИНА - А когда вы попадаете в чужую компанию, я имею в виду компанию, которая вас сводит во время работы, ян е знаю, съёмки... 

Л. АХЕДЖАКОВА - Было. 

К. ЛАРИНА - Как вы своих опознаёте? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Затихаю, чтоб только не прибили. 

К. ЛАРИНА - Серьёзно? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Я чаще всего нахожусь среди людей, с которыми разделяю мои жизненные приоритеты. Чаще всего - среди близких мне людей. Я стараюсь подальше о тех. с кем надо... Да спорить бесполезно, это вообще бессмысленно. Я как-то услышала про "Эхо Москвы". Кама Гинка сказал - спорить нельзя, в споре побеждает демагог. Это точно! 

Вот, вы представляете, если б я спорила с Кургиняном. Да это повеситься. 

К. ЛАРИНА - Хотя он себя считает, между прочим, творческим человеком, режиссёром. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Я знаю людей, которым нравится быть у него в театре. Что, я с ними спорить буду? Нет. 

К. ЛАРИНА - Ну, вот, никогда не думали вообще, чем это объясняется? Потому что для вас, как ровно и для меня, есть вещи очевидные, которые не подлежат дискуссионности никакой. Просто понятно, что либо так, либо никак. Есть человеческая точка зрения, а есть просто не человеческая, невозможная. Я не могу понять, почему люди иногда эти почти фашистские взгляды называют другими взглядами. Вот, для вас есть этот водораздел, когда есть оппонент, когда есть человек с другими взглядами, с другой идеологией, а когда с невозможной. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Когда это случилось с девчонками этими, которые обращались к Богородице, чтобы она сменила Путина на кого-нибудь другого, этот акционизм, я в этом немножко разбираюсь, я это знаю, я понимаю. И когда мои очень близкие друзья говорили за столом, что да какие, их надо на 7 лет сажать, и больше, всё, я с этими людьми больше никогда. Никогда. Это слишком серьёзный оселок. 

К. ЛАРИНА - А много вообще таких потерь человеческих было за это время? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Очень. Есть. 

К. ЛАРИНА - Связанных с абсолютно разными взглядами. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Есть. Кому-то я забыла и отнесла это за счёт того, что они очень круто ошибались. Кого-то... я и знала, что он такой. Но кого-то я просто не могу, это всё, это слишком такая страшная грань, на которой сильно проверяется милосердие, вот эти... такая безумная фанатичная вера в Бога, оказывается, там нет Бога. Для меня это нарушение всех заповедей. 

К. ЛАРИНА - Кстати, из тех, не знаю, счастливчиков, можно так сказать, или посвящённых, которые близко подходили к символу власти в нашей стране. Вы же и с Путиным сидели за одним столом, и разговаривали с ним. Он, видимо, тоже вас как-то фокусировал. Какое он впечатление на вас произвёл в таком разговоре, близком? Вообще что это за человек? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Да вы понимаете, мягко стелит - жёстко спать. Нормальный человек, неглупый, с очень злым юмором. Там был такой момент, который меня прямо выкосил, когда Юра Шевчук, и нам всем воду налили, потому что должен был быть спектакль, и сказал - ну что ж, я предлагаю такой тост, за будущее наших детей. Может быть, оно будет светлое, оно будет прекрасное. Мы должны всё делать. Очень красивые какие-то слова сказал. И очень честные. Пауза. И Владимир Владимирович сказал - какой напиток, такой тост. Жестокий юмор. Сразил, сразил, уничтожил, выкосил. 

То, для чего его позвали... Чулпан должна была ему сказать, что к наркотикам приравниваются лекарства, и эти лекарства для очень небольшого количества... я не знаю, как называются эти редкие болезни, вот, то, что бабочки, по-моему, орфанные называются болезни. И речь шла только об этом. И он всё это записывал и, так сказать, речь шла об этом. И то, что он это слышит, он на это реагирует, он помог сделать этот чудный совершенно центр онкологии для детей. Вот это на одних весах. А на других весах то, что все, как наши вести были с полей, теперь из тюрем. Я не могу сказать, что Бастрыкин кругом виноват. Нет. 

К. ЛАРИНА - Вам тяжело было молчать в этой ситуации, когда вы сидели за столом с Путиным? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Да, тяжело. Потому что я пообещала, мне звонили из Кремля, что я собираюсь сказать, чтоб проверить на всякий случай, не обижу ли я, я сказала - да буду молчать, как рыба, главное - эти болезни, эти лекарства. И это важнее всего на свете сейчас. И я молчала. И когда мы говорили о тиграх, о том, как сценречь неправильно преподают в Самаре, потом, что-то Диана Арбенина сказала, что она с молоком у неё не получается, бутылочку ей с грудным молоком ей не разрешают в самолёт нести. 

Там такой был разговор за чаем. А я знала, что я больше никогда... мне, конечно, нужно было сказать. Рядом со мной сидел Басилашвили, который тоже мучался, долго терпел, терпел, пока не выкрикнул, что не надо строить на Охте этот небоскрёб. Долго терпел. 

Но потом из него как-то это выхлестнулось, он опять замолчал. 

К. ЛАРИНА - Когда Юра заговорил, не страшно было? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Нет, нет, мне стыдно было. 

К. ЛАРИНА - Вы вообще ожидали? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Да, я его спросила - Юра, мы будем молчать? Он говорит - нет, у меня документы, у меня всё, я буду говорить. Я думаю - а я что делаю? А как же я? Мне было неловко за себя очень. 

К. ЛАРИНА - Ну что вы, для вас было... так же, как и Чулпан, я думаю, такой заложник. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Но она сделала огромное дело, может быть, важнее всего. Поэтому ей нечего себя чувствовать заложником. Она герой вообще-то. 

К. ЛАРИНА - Это Лия Ахеджакова. Мы прервёмся на некоторое время, потом вернёмся в программу и будем говорить о героях сегодняшнего дня. 



НОВОСТИ 



К. ЛАРИНА - Возвращаемся в программу. Напомню, что сегодня в гостях у нас Лия Ахеджакова, актриса, с которой хотелось бы говорить о театре, об искусстве, но как-то мы пока не выруливаем. Потому что сегодня жизнь такие подкидывает сюжеты, что ни в каком театре и не сыграешь, да и не захотят, к сожалению, играть. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Нет, почему? Цирк Амбуланте. 

К. ЛАРИНА - Театр Кирилла Серебреникова, спектакль Константина Богомолова. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Да. Мне кажется, это правильно, что театр и кинематограф должны этим заниматься. Это наш долг. Вот, если какой-то долг у нас есть, то вот этот. 

К. ЛАРИНА - А, Владимир Мирзоев, забыла. Я думала - сейчас забуду, и будет ужасно обидно. Ну, видите, всё равно это не большой список людей театральных режиссёров и руководителей, которые понимают эту связь, без которой театр мертвеет. Это невозможно сегодня... не знаю, вы скажите лучше, Лия, что я говорю? Потому что вроде бы смотришь - ну да, неплохая работа. Хорошо работают артисты. Но всё время хочется спросить - из какой жизни, ребятки, вы играете? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Для кого и зачем. Вершина искусства... Я не знаю, масса людей театральных считают, что театр должен сугубо заниматься своим делом и достигать в этой своей филигранности, в своих открытиях, в своих ещё раз "Три сестры" и ещё раз "Гамлет", и что это очень... Когда... Вы понимаете, можно и так поставить, и так поставить. 

К. ЛАРИНА - Можно того же Гамлета так поставить, что ужаснёшься сегодняшнему дню. 

Л. АХЕДЖАКОВА - И это тоже самый главный талант. И ещё человеческий талант. И я не могу смотреть вообще интересное такое создание театра. Мне хочется, чтобы это меня цепляло, чтоб со мной вели какой-то диалог и диалог с этим временем, в которое мы влезли и которое не даёт ответа нам. И я знаю, что есть миллионы людей, которым не втемяшишь в башку свои мысли и свою боль. Нет, они будут по-прежнему держаться за какие-то заскорузлые, какие-то... откуда они берут эти свои взаимоотношения с миром, я не понимаю, я отношу это за счёт дикости и варварства. 

К. ЛАРИНА - Это что? Менталитет такой? Это можно сказать, что большинство людей у нас, к сожалению, равнодушны? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Это не читать, не смотреть, не думать. Не общаться, не бередить себя. Такая хорошая стагнация человеческой души. Ну, что делать? Миллионы... 

К. ЛАРИНА - Смотрите, в советское время, опять же я мостик перекидываю, там тоже были такие отважные люди, которые в искусстве занимались именно этим. Но мы их всех знаем. Их не так много. Это тот же Юрий Петрович Любимов, это Анатолий Эфрос, это Марк Захаров. Это Андрей Гончаров. В то самое золотое время. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Ефремов. 

К. ЛАРИНА - Ефремов, конечно. Но тоже личности какого масштаба. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Да. 

К. ЛАРИНА - И, казалось, когда пришла эта пора перестройки, когда вдруг ты понимаешь, что ты не один, а с тобой огромное количество людей, которые думают, как ты, кажется, что это было большинство. А вот я теперь думаю - может, это был обман? Может, и тогда тоже не было большинство? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Не было. 

К. ЛАРИНА - Не было? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Нет, не было. Вообще историю двигает меньшинство. Я почти уверена в этом. И вот это наше презрение к меньшинству, которое диктует, вот это то телевидение имени товарища Мамонтова, понимаете? Что большинство всегда право. Большинство всегда не право. 

К. ЛАРИНА - А ведь это главный козырь в руках у власти, который оправдывает, как индульгенция, да? "Так народ хочет". 

Л. АХЕДЖАКОВА - Сахаров - он был один. Лихачёв был один. И какое дикое мужество надо иметь, чтобы одному, когда тебе свистят, спокойно, тебя кричат, тебя закрикивают, тебя запикивывают, засвистывают, продолжать говорить и вдалбливать свою правду. Это какое... я не знаю. 

Вот эта девочка, кстати, которая на втором суде, я её видела, Ходорковского, которая вдруг... Наташа, что ль, её зовут. Одна. Одна вдруг взяла и сказала правду. Её помели сразу оттуда. Я думаю, что уже никогда в этих сферах она работать не будет. Ей надо менять профессию, куда-нибудь уезжать. Но это какое мужество надо иметь! 

К. ЛАРИНА - А у вас были ситуации, когда на вас свистели, захлопывали, говорили "уходи отсюда". 

Л. АХЕДЖАКОВА - Нет, вряд ли. Я не знаю, скукожилась бы, это страшно, это очень страшно быть одному. 

К. ЛАРИНА - Во всяком случае, в спину много чего говорят до сих пор. 

Л. АХЕДЖАКОВА - А как же! 

К. ЛАРИНА - Встречают. 

Л. АХЕДЖАКОВА - И письма получаю. Нет, иногда звонки, иногда письма. Даже от этого сворачиваешься. 

К. ЛАРИНА - На вас это действует как-то? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Очень. Конечно. 

К. ЛАРИНА - А что вы? Пугаетесь или расстраиваетесь? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Больно очень. Мерзко. Мерзко. Я однажды до того осерчала, что я прямо в интернете выставила это письмо страшное, омерзительное. 

К. ЛАРИНА - С угрозами? 

Л. АХЕДЖАКОВА - С обещанием поджога, да. 

К. ЛАРИНА - С оскорблениями? 

Л. АХЕДЖАКОВА - "Ну ты, гастарбайтерша, убирайся в свой аул". 

К. ЛАРИНА - Я не понимаю. Вот вы человек всё-таки с тонкой душевной организацией. Инженер человеческих душ. Вы объясните эту психологию. Это что? Это психология толпы? Почему из людей так легко достать дерьмо? Почему они его наоборот не стыдятся и не прячут подальше? 

Л. АХЕДЖАКОВА - А вот скажите. Вот, когда были концлагеря, вот это всё, ведь были же кто пытал, кто унижал, уничтожал, насиловал, доводил до виселицы. Вот, где эти ребятки 

К. ЛАРИНА - Они здесь же. 

Л. АХЕДЖАКОВА - И откуда они взялись, и куда они расплылись? Значит, такой резерв есть у любого народа. А в соляной кислоте растворяли. Кто-то же растворял. Это ж делал не премьер-министр. Кто-то ж это делал чьими-то руками. А кто-это этим кипятильником насилует по сей день. Значит, эти резервы есть, видимо, у любого народа. У человека есть эти резервы. И он, получая власть над другим человеком, он в своих глазах растёт, он становится личностью, у него харизма появляется. 

К. ЛАРИНА - Потому что его унижает тот, кто над ним стоит. Это же тоже очень всё известно. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Вот это меня всегда... куда они растворились? Где они? 

К. ЛАРИНА - Они не растворились. Мы с вами про них уже сегодня говорили. Вы сами вспоминали про тех, кто пытает людей сегодня, и в СИЗО, и в отделениях милиции, тех, кто над ними изголяется, пытается их задавить. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Вот, скажите, сейчас в эту жару всех этих ребят с Болотной, которых судят, посадили в два ряда в ящик, я помню этот ящик, с одной стороны в нём сидели Лебедев и Ходорковский на суде, а с другой стороны, я снималась в этих клячах, как они... Санчо Пансы... именно в том закутке, в котором сидели Ходорковский... Я узнала это место. 

Но у нас была клетка, а здесь - бронированное стекло. Вы представляете, 20 человек сидят. Вот, специально, что ли, это делают? И как это они должны в эту щель общаться. Они даже не могут с мамой пообщаться. Кто это придумывает? Почему надо на этом этапе? И, с другой стороны, дама, которая нагрела страну на 15 млрд, что ли, я уже эти цифры путать начинаю. 

Там 20 млрд, тут 15, тут 50 млрд. тут 5 млрд спёрли. Она сидит в хорошей квартире, ходит на рынок, понимаете? А тут 20 человек. Причём, я сейчас получила письмо из следственного комитета, что полностью расследование закончено, и поскольку я подписывалась под круглый стол, вот, у нас был, и мы свое расследование вели. 

К. ЛАРИНА - Общественное расследование. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Общественное расследование. То теперь мне предлагается прочесть настоящее расследование. Чего я буду читать его? Я-то знаю, что это злостное враньё. Ну что мне его читать? Хотя я очень болезненно воспринимаю историю с этими ребятами. Я в ужасе от того, что проделали с ярославским мэром этим. Это что-то. Причём, вилами по воде. 

К. ЛАРИНА - Урлашов. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Ну, вот, любому человеку ясно, что развели. Это разводка. Ну, любому дураку, идиотку, не читающему ничего никогда. Ну, ясное же дело. Не понимаю. 

К. ЛАРИНА - А ведь не любому, Лий. Мне тоже так казалось, что есть вещи очевидные. А когда разговариваешь с людьми, которые живут исключительно в телевизоре, вот, только этой реальностью, им кажется, что это правда. Что ещё одного вора поймали. Они так рассуждают, все они. Или буквально вчера или сегодня утром, уже запуталась, у нас в эфире Володя Варфоломеев, мой коллега, давал в эфир фрагмент речи Алексея Навального. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Вот это тоже дело. 

К. ЛАРИНА - И потом включил звонки. И что вы думаете? Первый же звонок - всё, да не верю, он тоже нахапать хочет себе, они все одинаковы. Как? Вы не слышите, что человек... вы не понимаете... там всё нагромождение вранье, они не могут ничего предъявить, да? Нет, всё, они зомбированы телевизором. 

Л. АХЕДЖАКОВА - И так же с Ходорковским. 

К. ЛАРИНА - Да. Вот с этим, конечно, что делать? Потому что я прекрасно понимаю, что, опять же, возвращаясь в 1990-е, в конец 1980-х годов, главное, что сделал Михаил Сергеевич Горбачёв для собственного народа - он открыл ему глаза, да? Потом подхватил эт Ельцин. Сегодня наоборот, закрывают, пятаки на глаза, и люди с удовольствием это принимают. Хотят такой жизни. Этот выбор сознательный? Вот что меня волнует, на ваш взгляд. Это сознательный выбор общества? 

Л. АХЕДЖАКОВА - А как же? Надо же защищать свою позицию. Мы защищаем свою позицию. А вертикаль защищает свою позицию. Они карабкаются туда наверх. Вот уже наверху сидит, у него всё в руках. Всё в руках, он держит судьбу за гланды. А если внизу подпилят, это что же делать тогда? 

К. ЛАРИНА - Но они вскармливают такую стаю, которая их уничтожит. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Стаю страшную. Знаете, "назло кондуктору пойду пешком", они же себе на голову... ну, это бесполезно, конечно, об этом говорить, но говорить надо. Бесполезно подписывать, но подписывать надо. Бесполезно ходить на митинги, но ходить надо. Бесполезно кричать, но кричать надо. Правда есть. Ну, я жду теперь всего - что закроют оппозиционную прессу я жду, этого посадят ещё, этого посадят. Потом вот эта амнистия. Я это прочла, даже я, дура, вообще ничего в этом не понимающая. Это как? Это значит его незаконно посадили. То есть рейдеры посадили свою жертву. Вышла жертва, и рейдерам должен отдать то, что они у него украли. 

К. ЛАРИНА - Получается, что так. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Они что, издеваются, что ли? Даже я это понимаю. Это что за амнистия такая? И что там какие-то 20-30 человек, когда тюрьмы набиты жертвами рейдеров. Когда-то мне пришлось обратиться в Счётную палату. Люди попросили. Ну, я не по адресу обратилась, потому что Счётная палата решала, только когда рейдерство по государственной линии, с государством это проделывают. А если частные, то они уже этим не занимаются. 

И мне один замечательный человек, забыла, как его должность называется, я не умею это запомнить, он мне сказал - вот, вся Россия, как паутиной охвачена рейдерством. И порвать эту паутину невозможно. Это не коррупция, это другое. Это я забираю ваш бизнес и вас сажаю в тюрьму. И это у меня так получится 

Это значит что ж? Там где-то есть судебная наша система. Вот эта, или как она называется? Правоохранительная, да? И она допускает то, что происходит с Урлашовым, с Навальным и с тысячами жертв этого рейдерства. Ничего нельзя сделать, вообще ничего нельзя сделать. Рейдеры всегда оказываются в порядке. Ничего нельзя предпринять. Я прошла огонь, воду и медные трубы. Ничего, нельзя помочь людям. 

К. ЛАРИНА - Подождите, если всё это бесполезно, вы же всё равно это делаете. Вы выходите, вы кричите, вы пытаетесь найти... 

Л. АХЕДЖАКОВА - Ну, не я, конечно. Я уж такой, понимаете... 

К. ЛАРИНА - Но всё равно я вижу, что вы не можете мимо пройти. Понятно. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Но есть чудесные люди. Есть такая молодёжь! 

К. ЛАРИНА - Хотела вас спросить про ваши ощущения поколения, которое совсем другое. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Я восхищаюсь ими. Они ничего не боятся. У них страха нет. Это раз. Во-вторых, они образованы. Когда они успевают уже, я не знаю. Но я общалась, в этом движении оппозиционном очень много молодёжи потрясающей. 

К. ЛАРИНА - Причём, они самые разные. Кстати, там есть очень много людей из мира искусства - и художники, и литераторы, и артисты. И это молодцы. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Артистов мало знаю. 

К. ЛАРИНА - Я считаю, что вы неправильно поступаете. Вы и вам подобные, у которых есть право всё-таки мозги как-то вправлять молодым ребятам, вашим коллегам молодым, мне кажется, что не нужно этого стесняться делать. Вы имеете на это право. В конце концов, даже представить себе не могу, вы же обсуждаете, когда репетируете, обсуждаете, возьми любую пьесу, она так или иначе всё равно процетируется на сегодняшнюю жизнь, большой литературы, всегда разговор о сегодняшнем дне. Ну, что я вам говорю? Вы это знаете лучше меня, правда? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Когда мы репетировали "Цирк Амбуланте", там не нужно было ни с кем ничего обсуждать, потому что режиссёр и художник принесли эту тему. И там были люди, которые в теме в этой были. И зацеплены этим. Этой болью за то, что происходит. Между прочим, болью за других, за чужих людей, не за себя. Это было. Но я не знаю, повторится ли это ещё когда-нибудь в моей жизни, жизнь короткая. То же самое у Димы Крымова. И когда там появились два немолодых человека, которые вдруг заговорили на другом языке, я увидела, как Дима умеет разговарвать об это. Вот это я была потрясена. 

К. ЛАРИНА - То есть там как-то разговор зашёл о ситуации политической в стране во время репетиции. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Что-то случилось тогда. А там нет несогласных, и вдруг они появились со стороны. И вот я слышала, как Дима, вот это сын своего отца. 

К. ЛАРИНА - Молодец. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Я так не умею. Потом мы пошли на Садовое кольцо, благо - рядом, это Сретенка, и мы стояли все, держались. 

К. ЛАРИНА - А эти двое? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Нет. Они другие. И такая другая страна была - счастливая, прекрасная страна. Прекрасные люди были все. Все обнимались, целовались, смеялись, проезжали машины с такими театрализованными какими-то декорациями, с какими-то лозунгами, с какими-то выкриками. И это было так весело, такое Садовое кольцо вдруг оказалось потрясающей страной. 

К. ЛАРИНА - Вы обратили внимание, как сейчас стремительно меняется страна? Вот, вы сейчас говорите. Это, казалось, было-то всего ничего. В прошлом году, да, этот белый круг, да? Сегодня я даже себе представить не могу. Во-первых, это невозможно, никто не даст. А, во-вторых, уже совсем другая атмосфера и другое настроение внутреннее. Нет ощущения, что тебя много. Ужасно, не знаю. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Ещё кажется, что их Египет, Сирия напугала, вот эту вертикаль. Египет, Сирия. Они думают, что если такое возможно, то надо заранее запугать, заранее в тюрьму посадить, заранее предотвратить любые вот такие массовые выступления. То есть это страх, это чистой воды страх. Это нежелание жить в светлой стране, где уважают человеческую личность, а это желание засадить в тюрьму тех, кто пасть открывает, расправиться, дать огромные сроки. Вот, способ предотвратить. Совсем другой способ. Лагерями, тюрьмами, несправедливостью, беззаконием не предотвращается. Воздух чище не становится. А наоборот, всё наоборот. 

К. ЛАРИНА - Вы обратили внимание, что количество отъезжающих из страны молодых людей, самых дееспособных, да, такого самого продуктивного возраста с точки зрения самореализации - вот это как-то совсем их не пугает. Меня это очень сильно удивляет тоже, что они на это не реагируют. Я имею в виду они - это, естественно, власть. А вот это тоже идеология, психология - "да уезжайте, без вас обойдемся" - это тоже уже было в наше время, и в советское время. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Видите, что случилось? Что героями внезапно, вот, всю мою молодость мы искали положительного героя. И это было основное наше несчастье в нашей культуре - где этот положительный герой? Что случилось? Герой нашего времени один десять лет отсидел, а другой, который сейчас получит 6 лет, он говорит - я не уеду из этой страны. Это моя страна. И я не уеду. Я вытерплю всё, но это меня не сломит. И это такая очень важная веха и для молодёжи, и для тех, кто будет жить в этой стране попозже, и, может быть, что-то будет менять в ней. Это для них очень важный такой пример какого-то огромного гражданского мужества. 

К. ЛАРИНА - А другой скажет - ну и дурак, оно того не стоит, эта жертва. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Скажет. Обязательно скажет. Но будет очень молодых людей, которые захотят сказать "нет уж, я остаюсь". 

К. ЛАРИНА - У вас ощущение "завтра" всё-таки скорее пессимистичное, или есть какая-то надежда? Вот, по вашим просто ощущениям? 

Л. АХЕДЖАКОВА - Я пессимист. 

К. ЛАРИНА - Пессимист. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Да, я пессимист. Вся моя... знаете, в чём и надежда... вот, я когда узнала, ну, и вы так же... как отовсюду в Крымск попёрли люди, никто им не платил. Более того, им ещё и козни какие-то, понимаете, чинили. 

К. ЛАРИНА - Потому что они вскрыли преступление власти. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Вскрыли. Они своими руками копались в этой грязи, помогали людям. Вот эти волонтёры. И когда пожары были, вдруг вся страна попёрла помогать. Я помню этого мужика, который сказал про эту рынду. И это осталось в народе. Я про эту рынду теперь часто слышу. Вот эти люди - это до слёз меня трогает. Понимаете, бросить всё, бросить работу, без денег, без всего, собрать нужные вещи. А это когда... я от одной Лизы Глинки, знаете, я на её смотрю, я думаю - боже мой, какое счастье, что у нас есть Лиза Глинка. Это тоже герой нашего времени, настоящий герой. Я ей говорю - Лиза, где тебя найти? Она говорит - ты знаешь, там на Повелецкой помойка. Вот я там буду с четырёх до семи. Кормить буду бомжей. Вот эти люди, а их очень много, вы знаете, это поразительно. 

К. ЛАРИНА - Лишь бы их всех не истребили. 

Л. АХЕДЖАКОВА - Да. Но вот это внушает какую-то светлую радость. У меня слёзы. Мне так нравится любить людей. 

К. ЛАРИНА - Собственно, на этом надо и заканчивать. Главное сказано. Спасибо вам большое, Лилечка. С наступающим вас праздником. Я вас поздравлю отдельно. Спасибо.

Источник